Зеркальшик

Бородатый старик кивнул, по-прежнему ничего не понимая. А я попросил его сообщить лютнистке, как только она появится, что тот, от кого она получила этот амулет, находится на постоялом дворе на пьяцца Эрбе.

Я чувствовал себя как никогда прекрасно. Хоть я не мог быть уверенным в том, как Симонетта ко мне отнесется — ведь мы расстались в гневе друг на друга, моя уверенность в том, что она снова будет со мной, росла.

Глас рассердился, когда я сообщил ему, что придется продлить наше пребывание в Вероне. Наконец, после того как я пообещал ему при первой же возможности заняться его заданием, он подарил мне еще три дня. За это время, думал я, Симонетта обязательно найдется.

Я рано отправился спать, то есть улегся в это деревянное страшилище, о котором я вам уже рассказывал, с твердым намерением назавтра прочесать все трактиры на юге города, чтобы разыскать Симонетту. В мыслях я рисовал себе самые радужные картины. Сон смежил мне веки, и, счастливый, я уснул. Рано утром я услышал робкий стук в дверь и голос человека, который делал лютни. Я вскочил с постели и впустил его.

— Чужеземный господин, — смущенно начал старик, — я принес вам назад двенадцать скудо.

— Что это значит? — спросил я.

— Вчера, когда я пришел домой, жена сказала мне, что лютнистка выкупила свой амулет. Она была в сопровождении мужчины и очень торопилась. У дверей стоял экипаж.

— Куда они направились?! — в ужасе вскричал я. Старик развел руками и пожал плечами.

В моей жизни было не много ситуаций, толкавших меня на глупые поступки, и это была одна из них.

Словно сумасшедший, я схватил старика за воротник, обозвал его идиотом — и это было еще самое мягкое из слов, которыми я осыпал его. Я задушил бы его, если бы Глас, который вошел в комнату, привлеченный громкими криками, не оттащил меня от моей жертвы. Оглядываясь назад, я должен признать, что не стал в тот день убийцей исключительно благодаря Гласу, ведь иначе, вероятно, я кончил бы свои дни на пьяцца деи Синьории под мечом палача.

После этого происшествия Глас заставил меня все рассказать и пояснил мне, что моя страсть — это болезнь, и она способна уничтожить меня. Он предоставляет мне выбирать — либо я остаюсь в Вероне, либо завтра же уезжаю с ним на север.

— Я остаюсь! — упрямо сказал я и весь следующий день бесцельно бродил по Вероне, начиная ненавидеть этот город. Да, я ненавидел его мостовые и площади под моими ногами. Неуклюжие дворцы и фасады церквей были мне противны. Я в ярости плюнул и обиделся на весь мир.