Зерна граната

Было непохоже, что он подозревал ее в чем-то, и Жизель почувствовала себя увереннее.

– Это кем же? Сиделкой или руки в шестерни пихать за миску чечевицы?

– Нет уж, – хохотнул Борислав. – Для такой работы у меня людей хватает. Мне нужна мелкая пичужка вроде тебя.

– Я таким не промышляю. Ни по домам не шарю, ни по карманам, – нахмурилась Жизель, уперев свободную руку в бедро, а Борислав ухмыльнулся в ответ. Что его так забавляет? Ее внешность, голос или слова? Или он просто охотник за юбками вроде доктора Питы?

Под его горячим взглядом она не сдержалась и выпалила:

– Я вообще честная девушка!

– Честная девушка не увидела бы намека. – В глазах Дона не было ни капли осуждения. – Но нет, штатная воровка мне тоже ни к чему.

– Что тогда? – буркнула Чайка.

– Предлагаю обсудить за ужином, как серьезные люди.

«Бабник, так и знала!»

– Я с вами никуда не пойду. – Она задрала голову, чтобы посмотреть ему в лицо, отчего у нее слегка потемнело в глазах – сказывались бессонные и голодные сутки.

– Уверена? Девушке вроде тебя необходим покровитель. И работа по талантам. Что скажешь?

Жизель разозлилась не на шутку.

– Ищите доступную женщину в другом месте!

Она развернулась на каблуках и зашагала обратно в больницу, где из зарешеченного окна приемной таращились две пациентки-старухи и медсестра. Прекрасно, она как раз собирается покинуть эту выгребную яму под названием «Больница доктора Питы».

За спиной раздавался бас Милошевича:

– Ты не так поняла! Что за… Обидчивая, как актриска! Ничего, вот понадобится моя помощь, сама будешь разыскивать. Сама работу попросишь!

– Никогда, – она ответила так тихо, что никто не услышал.

Через четверть часа Чайка уже покидала больницу с деньгами и в собственной одежде. Сразу же после разговора с Доном она ворвалась в кабинет Питы, застав того врасплох, и заспанный доктор быстро рассчитал ее, чтобы отделаться. Плату за лечение Вербера вычел тут же, даже не подумав сделать скидку.

Она прошлась до рыночной площади, купила фунтик табака, сырную лепешку с чесноком и два больших апельсина. Остатки денег невесело позвякивали в глубоком кармане льняной юбки. Затем спустилась к белому пляжу, где покачивались на мелководье рыбацкие лодки, сняла ботинки и уселась на камень, зарывшись ступнями в песок.

Чайка с наслаждением впилась зубами в лепешку. Все не так уж плохо.

Домой она вернулась, когда солнце уже покатилось в волны. Дедуля Сальвадор сидел у дверей своей хижины на отшибе и слепо таращился в летний сумрак. Жизель молча вложила в его смуглую руку один из апельсинов, точно так же как в первый день, похлопала по плечу и скользнула в тихую прохладу жилища. Там на узкой лавке девушка укрылась старым сливовым пиджаком отца и провалилась в черный сон, который не отпускал ее до следующего вечера.

***

«Никогда» наступило очень скоро, как только Чайка пересчитала оставшиеся песо. Их было унизительно мало. Она отругала себя за нетерпение – надо было хотя бы выслушать Милошевича до конца.

Если уж он не в курсе, что в Иберию Чайка прибыла под флагом и по поручению Крысиного Короля, то она могла бы заручиться его поддержкой и обменять гульдены. Не все, только малую часть, чтобы убраться подальше. Если Борислав имел в виду не воровство и не постель – она способна почти на все.

Еда заканчивалась. Ее никогда не было с избытком или хотя бы вдоволь, но теперь даже мыши не пытались найти пропитание в доме старика.

Перед Чайкой стоял выбор, и был он невелик: поменять купюру в пятьдесят или сто гульденов, отправиться искать Дона или пойти к скупщику краденого?

В какой-то момент она испытала необъяснимую, совершенно идиотскую надежду, что вот-вот кто-то постучится в дверь и избавит ее от этой гадкой беспомощности. В Хестенбурге она была маленькой верткой хищницей, охотницей и добытчицей – всегда избегала силков, ни перед кем не отчитывалась, могла прокормить и себя, и более слабых друзей. Что же стало с ней здесь? Ей опротивела роль простушки.

Никто не придет. Ей стоило бы похоронить память обо всех, кто сошел с ней с корабля. Не искать, не надеяться. Есть только она и ее силы – как тогда, когда убили отца.

Жизель отодвинула скамью и вынула кусок трухлявой половицы. Там, в жестянке с намалеванными танцовщицами кабаре, лежал ее выигрыш, самый большой в ее жизни куш. Тысячи гульденов и мечта о своей квартире и платьях по мерке. Ей показалось, что от лиловых бумажек до сих пор пахнет дымом и керосином. Глупости! Она взяла сотню, закрыла тайник и замаскировала половицу сухой травой.

Выбор сделан – ей не нужен хозяин, который станет, чуть что, дергать за ошейник. Чайка всегда обходилась без господ, обойдется и сейчас.

***