Зерна отольются в пули

От мыслей отвлекла суета за дверьми, кто-то из сотрудников явно ломился в кабинет, секретарша пыталась не пускать, видимо, не сильно надеялась на кофе и опасалась застать врасплох спящего директора. «Надо будет червонец премии подкинуть», — машинально отметил я про себя, на всякий случай пододвигая поближе бумаги и выводя на лицо рабоче-крестьянское выражение угрюмой сосредоточенности. И не зря — прорвались «Иваны», как обычно, вдвоем, и с не слишком хорошей новостью: оказывается, у нас в самом разгаре пожар в комнате множительной техники.

Не успел я сорваться с места, как заявился Анатолий.

— Ничего страшного, — отчитался он прямо с порога. — Можно сказать, уже потушили.

— Само загорелось? — поинтересовался я на всякий случай.

— Диверсантов не обнаружено! — шутливо щелкнул каблуками брат жены. И, покосившись на руководителей отделов, добавил уже серьезно: — Техника почти не пострадала, начальница говорит, к вечеру все заработает опять.

— Не иначе, она на праздничное собрание не хотела идти, — проворчал я. — Пойдем посмотрим, на месте все одно понятнее будет.

Еще в прошлом году я изрядно удивился, когда на мой запрос о множительной технике в НИИ практически без проволочек и проблем была отгружена РЭМ-600[372] — здоровенная, более тонны весом, бандура метр на метр и два — высотой. Думал, не обойдется без дорогого импорта, но однако ж… Самое смешное — работал аппарат практически по тому же принципу, что и хорошо известный мне «Ксерокс». Заправленные в рамку оригиналы просвечивались сильным светом через оптическую систему, по слухам, от «перископа подводной лодки», на «заряженную» селеновую пластину, затем наносился тонер — мельчайшие стеклянные шарики в фиолетовой краске. Далее с рулона сматывался чистый кусок бумаги, прижимался к носителю, результат запекался, излишки очищались барабаном из натурального меха. Цикл повторялся примерно раз в минуту, и для больших чертежей производительность можно было признать более-менее удовлетворительной.

Анатолий было установил сейфовую дверь на комнату и завел толстый журнал учета и специального особиста контролировать доступ, но пришла какая-то новая директива, и лишние строгости были отменены. Сперва я думал, что только для нашего исключительного института. Но позже узнал — доступ к множительной технике резко упростили по всей стране. Так что сейчас не то чтоб «приходи, кто может, копируй, что хочешь», но весьма близко к этому. За откровенную антисоветчину, полагаю, все равно найдут и начикают по… Пяток лет. Однако всякие «Бани», «Камасутры» и прочий хлам процветают, к ним добавляется могучий пласт совершенно неинтересной мне околопришельческой публицистики, не иначе «Аватар» пустил прочные корни в мировую мифологию. Трансцендентная гадость тоже в достатке, я было попробовал найти что-то относительно перемещений во времени — но быстро отказался от бессмысленной траты сил.

Печально, что реально сильные и острые произведения стали попросту теряться на этом грязно-сером фоне. Еще немного, и за предложение «самиздата» можно будет схлопотать по морде от простой радиомонтажницы… Неудивительно, поисковиков нет, сетевых библиотек с отзывами тоже не создано, и попробуй выуди что-то стоящее из вала скверно отпечатанной макулатуры. Патентованные интеллектуалы, разумеется, справятся с задачей, найдут способ обойти новый выверт системы. Но много ли в СССР людей с критическим мышлением, способных отличить одно от другого?

Тем более с нормальными типографскими книгами и толстыми журналами особых проблем незаметно. Ассортимент неплох, очередей незаметно, много переводной литературы, впрочем, советскую фантастику тоже никто не обижает. Есть и моя лепта — недавно Казанцев выпустил (естественно, под своим именем) новый роман «Почтальон»,[373] представляющий собой не что иное, как глубоко оттюнингованное одноименное произведение Дэвида Брина. Неохиппи, спасающих в конечном итоге главного героя и «остатки мира», советский писатель вывел как что-то среднее между реальными штатовскими «детьми цветов» и отечественными коммунарами 20-х годов. Хотя и трудно придумать что-то менее близкое по базовой философии, но для плохо знакомых с предметом читателей получился вполне годный суррогат. Даже наш Федор «проникся», благо до оригинала он добраться из-за спровоцированных Хайнлайном амурных подвигов так и не успел, начал тренировки «сверхсилы» по какой-то секретной методике.

Впрочем, все мысли напрочь вышиб запах горелой бумаги, паленой шерсти и жалкий вид подкопченных облицовочных плиток, по которым полосы сажи уходили в окно.

— Дыма-то было всего ничего, — не дожидаясь разноса, начала оправдываться начальница и главный оператор нашего «копировального цеха», грузная тетка лет пятидесяти с высоким шиньоном на затылке. — Да вообще, у туалета мужики больше накуривают! — Она усилила напор и тут же посулила своеобразные отступные: — А мы тут уж и отремонтировали все!

— Когда аппарат загорелся? — привычно начал расследовать инцидент Анатолий. — Где вы были? Кто заметил возгорание, какие были приняты меры?