Зерно А

Я рассказала ему все. Ну, или почти все – ни Кудрявцев, ни «Темная сторона» не всплыли в моем повествовании. Я бы сказала следующим образом: я рассказала Эдуарду достаточно для того, чтобы его лицо наполнилось потрясением с оттенком страха. Редко кому удается развести его на столь явные эмоции, а мне вот удается, причем, не в первый раз. Я опустила глаза и поняла, что руки Эдуарда сжимают мои. Более того, что по моим щекам текут слезы, а губы шевелятся, беззвучно произнося имя брата. Вот как легко потерять лицо.

- Это все из-за меня, - слышала я чей-то сиплый надтреснутый, так не похожий на мой, голос. – И кто я после этого? Что они сделают с Владом после моего отказа? Я не переживу, если с ним что-то…

- Ничего с ним не случится. Тебе надо поговорить с Человеком-Цыпленком и объяснить ему, что ты не претендуешь на его место.

Я посмотрела Эдуарду в лицо. Из-за слез оно было расплывчатым.

- Твои слова, да Богу в уши! Попробуй объяснить это подонку, который, чтобы достичь своего нынешнего положения, оставил за собой ни один труп. И ему ничего не стоит переступить еще через парочку. – Глаза защипало. – Человек… гребаный… Цыпленок!

- Что ты предлагаешь?

- Мне нужна твоя помощь. Но я пойму, если ты откажешься.

Я выглянула из-за его спины. София сидела за барной стойкой и прикладывала к вырезанной, словно из слоновой кости, скуле стакан со льдом, Артур сидел на некотором отдалении от нее и нервно поглядывал в нашу сторону.

- Рита, посмотри на меня.

Я покорно посмотрела и сразу все поняла. Мне захотелось обнять его, но я вовремя вспомнила о Софии, сделала шаг назад и решила обойтись кивком. Мое лицо было стянуто слезами, поэтому улыбка, задуманная как благодарная, получилась, скорее, мученической. По крайней мере, я все еще могу улыбаться.

31

С широко открытыми глазами я вбирала в себя наступающую ночь. Я пыталась прислушаться к своим ощущениям, к тому, что диктует мой внутренний голос. Но он молчал.

Мы были в кабинете Эдуарда. Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

Все, как я и предполагала: в аду не суетятся так, как в «Ананасах» тридцать первого декабря. Столики в ресторане на новогоднюю ночь были зарезервированы задолго до декабря. Трапезничающие гудели не хуже диких пчел, звучала живая музыка, звякали столовые приборы. Эдуард сказал, что праздничная программа будет насыщенной. Организация любого мероприятия требует полной отдачи, а Эдуард относится как раз к тем руководителям, которые не могут делать что-то половинчато.

Минус был один: на этом празднике жизни не будет меня. Я буду на своем празднике – в Церкви механизированных. И я выдергивала вслед за собой Эдуарда. Считайте меня свиньей, но меня успокаивало следующее: да, я, черт возьми, совершила ошибку, рассказав ему обо всем, но на остальные ошибки он подписался сам.

Я прикрыла дверь и повернулась к присутствующим. Артур сидел на диване; казалось, все его существо перебазировалось во взгляд. Впрочем, как и мое. И Артур, и я, - мы оба во все глаза вытаращились на Эдуарда. Не боясь помять белую выглаженную рубашку, Эдуард как раз застегивал ремень наплечной кобуры, затем поверх накинул пиджак. Я впервые видела его с оружием и меня, по правде говоря, увиденное пугало. Его образ заиграл иначе, в нем появилась иного рода… харизма.

Здесь был и Кирилл и, судя по белозубому оскалу, мои волнения были напрасны – с наполовину китайцем все в порядке. На нем был темно-серый костюм, только вместо рубашки – черная тесная футболка. Пиджак он снял, и наплечная кобура предстала во всей красе. Вторая кобура крепилась к поясу на сильной стороне. Пистолет в напоясной кобуре был безошибочно узнаваем – совсем недавно фанатик по имени Игорь угрожал мне таким же. Кирилл осклабился и привалился к стене. Совсем как ковбой гребаный Мальборо.

Не знаю, чего во мне, глядя на Кирилла, было больше – радости или разочарования. Наверное, парень просто-напросто действовал мне на нервы. В то время как я кусала губы и непрерывно хмурилась, он выставлял посаженные частоколом зубы на просушку. Никакого видимого волнения, представляете! Раздражал, не смотря на то, что любезно привез все мои вещи из эдуардовой квартиры. Впрочем, из всего того барахла, которое делало мою сумку похожей на вот-вот готовый лопнуть стручок, мне по-настоящему был нужен один-единственный клочок бумаги, выуженный из кармана джинсов. С номером телефона Уна Бомбера.

У меня появлялось ощущение давящей пустоты в грудной клетке всякий раз, когда я думала о том, что собираюсь сделать. Я была нужна Бомберу как ниточка, которая приведет его к зерну категории «А», которое, в свою очередь, позволит ему лихо подняться по карьерной лестнице жизни. Зерно категории «А» было нечто вроде пропуска в вип-зону. В отличие от меня, Бомбер жаждал воспользоваться этим пропуском.

Я сжимала клочок с телефоном в кулаке, а мое внимание было приковано к оружию, которыми теперь были нафаршированы находящиеся в комнате мужчины.