Зерно богоподобной силы

— Вы возражаете против того, чтобы кто-то управлял вами, вашими мыслями, вашими поступками. А сами, благодаря своей силе — какова бы ни была ее природа — поступаете со всеми нами точно таким же образом. Заметьте, со всеми нами. Вы, считающий себя благодетелем человечества — вернемся еще раз к этому термину — по сути величайший тиран всех времен и народов. Чингиз-хан был недотепой, Цезарь — выскочкой, Сталин и Гитлер — дилетантами — и все это по сравнению….

— Хватит! — крикнул Таббер.

— Неужели? — осведомился Эд, придав голосу презрительное выражение. Уж не собираетесь ли вы лишить нас дара речи, чтобы мы даже не смогли оспорить ваших планов?

Таббер смотрел на него, как никогда похожий на печального Линкольна, и на лице его проступало затравленное выражение.

— Я… я никак не предполагал. Я… думал…

— Сэр… то-есть, Иезекииль, — вкрадчиво начал Дуайт Хопкинс, предлагаю вам компромисс. Вы, несмотря на все ваши усилия, не сумели донести своего откровения — каковы бы ни были его достоинства или недостатки — до людей, которых любите и которые, тем не менее, вас отвергли. Вот вам суть моего компромисса. Ежедневно в течение часа вы будете выходить в эфир. По всем радио- и телепрограммам, по всему миру. В этот час не будет больше никаких передач, которые могли бы составить вам конкуренцию. Этот час будет отдан целиком вам — на срок, который вы сами определите.

Нефертити и ее отец недоверчиво смотрели на него.

Наконец пророк дрогнул.

— И… что взамен? — спросил он.

— Взамен вы должны снять все свои заклятья.

Потрясенный Таббер колебался.

— Даже если я каждый день буду выходить в эфир, они, скорее всего, не станут меня слушать.

Баз де Кемп фыркнул, не расставаясь со своей сигарой.

— Зик, старина, разве это для вас проблема? Еще одно заклятье — и полный порядок. Только вы должны обещать, что оно будет последним. Заклятье, обязывающее всех слушать. Не обязательно верить в то, что вы скажете, а просто слушать.

— Я… я даже не знаю, возможно ли снять…

— Всегда можно попробовать, — ласково предложил Дуайт Хопкинс.

Генерал Крю проговорил с глубокомысленным видом:

— Тут есть о чем подумать. У меня три дочери, и с тех пор, как было наслано проклятье на косметику и тщеславие, жизнь стала куда более сносной. По утрам даже удается иногда попасть в ванную. Нельзя ли его оставить?

— И еще то, по поводу музыкальных автоматов, — пробормотал Брайтгейл. — Я их терпеть не могу.

— Что до меня, — заявил Баз, перекатывая во рту сигару, — так меня больше всего бесят комиксы. Я бы охотно…

Джим Уэстбрук неожиданно рассмеялся.

— А на мой взгляд, дружище, вполне можно сохранить заклятье на радио и телевидение.

Дуайт Хопкинс обвел всех грозным взглядом.

— Давайте кончать с этим вздором, господа.

Старый пророк сделал глубокий вдох.

— Воистину говорю я вам…

Эпилог

Эд Уандер, помощник продюсера УАН-ТВ, стремительно вошел в главный офис станции. Увидев Долли, он одобрительно подмигнул.

— У тебя шикарная прическа.

— Спасибо. Крош… то есть мистер Уандер.

Эд усмехнулся.

— Кстати, можешь отнести холодный компресс в третью студию, в операторскую. У Джерри нос расквашен. Этот парень никак не может выучить, как меня зовут.

Долли начала вставать.

— Миссис Уандер у вас в кабинете, — сказала она.

— Отлично, — ответил Эд, направляясь к своему личному кабинету.

Когда он вошел, Нефертити стояла возле окна. Она обернулась ему навстречу.

Эд взял жену за руки и отступил на шаг, делая вид, будто критически разглядывает ее новое платье.

— Опять болталась по магазинам? Детка, ты просто прирожденная щеголиха.

— Правда миленькое? Ой, Эд, я чуть не забыла. Пришла телеграмма от База с Элен. Они на Бермудах.

— Наслаждаются медовым месяцем?

Зажегся огонек селектора, и Долли сказала:

— Мистер Уандер, мистер Фонтейн находится в кабинете мистера Маллигена. Он хочет вас видеть.

Эд поцеловал жену.

— Потерпи немного, душенька. Скоро я вернусь и мы пойдем обедать. Хочу тебя куда-нибудь сводить.

Он зашагал к кабинету Маллигена, гадая, что же понадобилось Фонтейну на этот раз. Каждый раз, когда хозяин станции появлялся в своих владениях, УАН-ТВ терпела убытки. Было бы куда лучше, если бы он сидел дома и предоставил дела профессионалам.

Дженсен Фонтейн недовольно взглянул на Эда изза стола. Толстяка Маллигена в кабинете не было.

— Что стряслось, сэр? — осведомился Эд, усаживаясь и доставая сигарету.

— Все ваш чертов коммунист Таббер!

— Мой тесть, мистер Фонтейн, отнюдь не коммунист. Пусть Баз просветит вас на этот счет. И вот вам доказательство: Воссоединенным Нациям пришлось здорово нажать на советский лагерь, чтобы тот согласился предоставить ему время на своих станциях.

— А я вам говорю: он вредитель! И зачем только я дал себя уговорить использовать нашу станцию как источник для трансляции его передач на всю планету? Просто ума не приложу!

— С одной стороны, это очень престижно, — безмятежно ответил Эд, зажигая сигарету и бросая спичку в пепельницу. — А уж время перед самой передачей Джоша и сразу после нее — просто на вес золота. Бизнес процветает, и все счастливы.

Злобный взгляд Фонтейна не смягчился ни на йоту.