Зерно жизни

'…а что до того, как они появились, то мне не ведомо. Однакож ясно, как Божий день, что допрежь нас. Нынче же они поставили супротив нашего острожка свою крепостишку, зело крепкую, хотя и малую в размерах. На плотах да стругах возят они белый камень для стен, да и башенки обкладывают оным. Такоже и посередь Ангары на острове длинном ставят они острожек малый. Не желают они, чтобы на Ангару-реку ходил кто, хотя к нам у них сердечность и расположение. Нам, холопам царским, бывает, вспоможение дают, ежели у нас трудность какая учинится. А украйну свою те люди крепят, думается мне, токмо из-за нашего явленья на реке ихней. Нет у них алчных желаний на ясачные землицы наши, как они говорят…'

Крепко задумался Шаховский, было от чего задуматься. Это же надо - на самой украйне его воеводства зело непонятные людишки явились. И что прикажете с этим делать? А почему прежний воевода - Аргамаков Василий не сказал ему об этом? Почему Бекетов, воевода мой, не говорил мне об этом? И тут его осенило. Измена!

Не зря слышал он о подарке царском Бекетову, о коем гутарили казачки. Поэтому и молчит атаман, всё сходится - в сговоре они с людишками ангарскими. Опальный боярин сам чувствовал измену, не хуже ищейки, чувствующей лисицу. Вот отпишет он сибирскому воеводе о найденной измене в недавно принятом воеводстве - и будет ему прощенье. Выйдя из светёлки, он чуть не споткнулся о ноги спящего на лавке десятника, Шаховский разбудил его, пихнув сонного казака красным сапожком.

- Проснись Матвейка, подлец, всё бы дрыхнуть тебе, да от службы увиливать! Иди до Петра Ивановича да скажи, что воевода велел идти к нему сей же час!

Провожая его тяжёлым взглядом, Степан Иванович думал о том, как вести с атаманом разговор и не стоит ли кликнуть пару казаков в помощь. А то удумает атаман противится, да учнёт руками махать, а тучному воеводе с ним не совладать.

Шаховский вошёл в горницу, где на лавках храпели служилые стрельцы, пришедшие вместе с ним из Тобольского городка. Тихонько разбудив двоих дюжих стрельцов, он, посулив им по денежке, поднялся с ними в свою светёлку.

- Хлопцы, токмо всё, что вы здесь услыхаете, то тут и оставите. Не вздумайте болтать средь людишек - а то пожалеете!

- Что ты, воевода, окстись! Нешто совсем к нам доверия нету?

- Ну и ладно, хлопцы, добро.

Шаховский сев за стол, кивнул стрельцам на лавку у двери. Те молча сели, оглядывая светлицу воеводы. Скоро вошёл и Бекетов, а сунувшемуся было следом за атаманом казаку, воевода крикнул.

- А ты куды, пёс! Не звал я тебя.

Бекетов хмуро посмотрел на Шаховского и спросил.

- Пошто звал посредь ночи, Степан Иванович? Али случилось чего?

Стрельцы, меж тем заметно подобрались.

- Может и случилось, Пётр Иванович, да токмо вот опричь Бога то никто не знает.

- Не понимаю речи твои, воевода. Прямо говори что надо.

- Почему не сказывал мне о людишках ангарских? Ведаешь ли то, о чём покаяться должон, али утаивать будешь?

- Да что ты несёшь…

- В сговоре ли с ними и какую крамолу в сердце своём носишь?

- Да ты сдурел вконец чтоль, воевода? Столь окаянные речи вести? Об людишках ангарских отписали мы с прежним воеводой, Василем Аргамаковым, на Москву, царю нашему, самодержцу! Ты же сидел в Тобольске, в приказной избе, ведать о том должон!

- В прошлом годе я в Тобольске обретался, то верно. Но средь писем из Енисейского острожка, опричь ясачных да приказных вашего не было!

- Думаешь, я лжу тебе сказываю?!

- И не думаю, а знаю то крепко, оттого и говорю тебе оное.

Бекетов недобро сверкнул глазами из-под густых бровей. Ничего не ответил, лишь сжал кулаки до побелевших костяшек, да зубами скрипнул, от злости нахлынувшей за слова злые да наговорные. Стрельцы, почуяв момент, вскочили с лавки, ожидая приказа. Пётр Иванович, резко обернувшись, гневно выпалил им.

- Что, сукины дети, вскочили, аки гадом ужаленные? Небось заплатил вам воевода за дело собачье? Ишь, резвые какие!

- Ты, атаман, не ярись. А лучше сказывай, куда подарок от ангарских людишек запрятал? Пошто не кажешь его нам? - глаза воеводы блеснули алчным огоньком.

- Не твоё то дело, воевода! - тихо, еле сдерживая готовую вырваться наружу диким зверем злобу, ответил Бекетов.

- Нонче же моё дело уже. Измена! Вяжи его, хлопцы!

Стрельцы разом накинулись на атамана.

***