Zевс

– И вообще, правильно, что я оттуда увольняюсь, – говорил ей Кирилл, убеждал, хотя убеждал больше себя. И вообще, если уж на то пошло, он пока не увольнялся. Пока оформил административный.

Он еще долго разглагольствовал, что время сейчас такое. Что «стабильность» – особенно важная, когда в семье появится маленький, и вообще, – так вот, эта «стабильность» теперь совсем не та, как представляют ее себе их родители. Не постоянное место работы, мол, хоть и без особых барышей, но с трудовой, больничными и т. д. и т. п. Нет. Это не спасение. Спасение – проворно прыгать по обломкам, как при кораблекрушении.

Яна и не спорила.

Видя это, Кирилл принимался убеждать еще более горячо.

Вообще, он удивлялся этой ее готовности поддержать его в любом решении: давно ли она была против увольнения, говорила про призвание, науку… и технику… А теперь она говорила: да, конечно, съезди, развейся, поиграй в КВН, посмотри Париж… Интересно, а если он уйдет в секту или в запой, она тоже скажет: да, молодец?.. (Ему хотелось верить, что это не означает, будто для Яны не так важно: работает он в «Туполеве» или играет в КВН. Пусть, мол, развлекается, как хочет. Это значило бы, что всю ответственность за семью Яна видит только на себе.) Кирилл принимался убеждать еще более горячо: сам-то он не был уверен в верности решений. Его самого потряхивало от страха перед неизвестностью.

«Не знаю… Это не по мне», – удрученно думал Кирилл. Сжимая в нервных руках чашку горячего капучино в одной из бесчисленных кофеен, разметанных, словно частицы по андронному коллайдеру, по длинному международному терминалу «Шереметьево».

Здесь особо ощущалось торжество какого-то азиатского богатства Москвы. Здесь, в «третьем Риме», откровенно не понимали, зачем, если есть какой-то, допустим, культовый бренд, то зачем «в оригинале» – в каком-нибудь условном «Риме первом» – это крохотный магазин, и один магазин, и закрытый в выходные… Зачем? Если можно воспроизвести этот бренд в десятках моллов, вышвырнув и куда-нибудь за Алтуфьево. Распахнуть на круглые сутки, растянуть на сотни квадратных… Новая эпоха не знала, как еще выразить изобилие, выплеснуть, исторгнуть из себя. Здесь, в международном терминале «Шереметьево», все прямо-таки кричало о своем превосходстве над «недопрошитой» старушкой-Европой, атаковало обилием Louis Vuitton, лезло в душу «Л’Этуалями».

Иностранный журналист берет блокнот и пишет: «Нельзя не признать снабжение Москвы превосходным».

И это не только «на экспорт». Кирилл припомнил, как коротал ночь в терминале внутренних рейсов, в ожидании вылета в Казань и как из слов, почти непрерывно звучавших из динамиков под потолками, явственно следовало, что разросшийся «Аэрофлот» – это Антанта сегодня: «Открыта регистрация на совместный рейс компании «Аэрофлот» номер такой-то, компании AlItalia номер такой-то, компании Air France номер такой-то… в Челябинск».

И тщательно произносимое каждый раз «last call» было похоже на «ласка». «Будь ласка». Это, кажется, уже по-украински.

После формального перехода границы, в этой «ничейной» вотчине европейско-азиатского изобилия, за чашкой кофе, Кирилл чувствовал особенно остро: зачем я тут? куда, ради чего?..

То был контраст, кстати, с настроением команды. Пройдя таможню и паспортный контроль, вся банда скучилась за столиком кофейни у огромной витрины, выходящей в летное поле, у самого стекла. У всех было приподнятое настроение, и это понятно; Леха, несмотря на утро, угощался портером и настойчиво предлагал угостить других. А некоторые взяли и сухого красного. Шутки, смех, веселье.

– Мы пьем с Чайковским! – кто-то плоско острил.

В стекло действительно заглядывал аэрофлотовский «Эйрбас» – подведенный к самому столу, как под уздцы, – с широкой надписью «Петр Чайковский» по кабине пилотов.

– Чайковский был пидарасом, – заметил на это Леха и смачно заглотнул пиво.

Кирилл рефлекторно, даже прежде чем успел подумать, поджал губы. Господи, зачем он с этими людьми?..

Кто-то принялся «гнуть пальцы», рассказывая всем, что летел в Барселону на «Иване Крамском», а еще куда-то – на «Есенине». Ему было важно это коллекционировать. Леха тем временем в четвертый, кажется, раз предложил Кириллу выпить: вероятно, вид Кирилла был очень красноречив.

– Кир, ну че ты? Кислый какой… В Париж летим! Йо-ху!..

От своих «йо-ху» он, впрочем, скоро отвлекся, потому что началась посадка на рейс, и все принялись лихорадочно класть и перекладывать купюры, спорить о сдаче, жмотничать, путаться во взаиморасчетах и даже искать в телефонах калькуляторы.

Кирилл не мог принять Лехино пиво. Как и сами Лехины подбадривания. Что-то в последнее время разладилось. Не то чтобы он перестал доверять Леше, но… Все события последних месяцев… Кирилл решительно не понимал, что происходит, и только… И только рывком допил остывший кофе.

События последних месяцев учили его, что доверять нельзя никому.

Оттаскивали Чайковского.