ЗГВ: горькая дорога домой

Однако вернемся к судьбе национальной народной армии. Если она была достойным соперником бундесвера, почему лишь редкие представители ее оказались в строю армии ФРГ? Сегодня ответ на этот вопрос волнует многих. Он дает пищу для утверждения о преднамеренном, целенаправленном «разгоне» ННА ГДР, о трагедии и социальном крахе восточных военнослужащих. Но тогда как это сочетается со свободой и демократией, с правами человека, о которых так много говорят в Германии?

Такого могло бы и не быть. Если бы… Да, если бы не аншлюс.

…Как-то в «Тагесшпигеле» я прочел фразу уже упоминавшегося генерала И. Шенбома. Странная, право же, фраза.

«Мы пришли сюда не как победители к побежденным, а как немцы к немцам…» — сказал генерал.

О чем он? С кем спорил, кому доказывал? Неужто она возникла стихийно, эта фраза? Или может все-таки кто-то и до сих пор чувствует себя побежденным? Но тогда почему?

…В конце июня 1994 года, накануне моего отъезда из Германии, попал в делегацию генералов и офицеров ЗГВ, которых принимало бундесверовское командование «Восток». Все было устроено по высшему классу — показные занятия с наведением переправы, атакой «Леопардов», штурмовым применением «Миражей» и «Фантомов». Потом был незабываемый ужин. Столы накрыли прямо на понтоне, который буксировался несколькими катерами по течению реки.

Напротив меня за столом сидели два подполковника-бундесверовца. Один, судя по канту погон, был из авиации или ПВО, другой — связист. Внешне они ничем не отличались друг от друга, и все-таки в одном из них я безошибочно угадал бывшего офицера-восточника. Его выдавали глаза. Какая-то необъяснимая грусть таилась в их глубине.

Оказалось, служить ему в бундесвере оставалось совсем немного — заканчивался срок контракта. Дальше на службе его не оставляли. По своей наивности, желая успокоить, я заговорил о пенсии.

— Какая пенсия, — вздохнул подполковник, — в бундесвере я всего три года, а 27 лет в армии ГДР не в счет. За них пенсию не дают…

Грустные глаза его заблестели непрошеной слезой, и он отвернулся, глядя на кромку понтона, где закипала темная речная вода.

Радио «Свободный Берлин».

Октябрь 1990 года.

«Парламентский статс-секретарь в Министерстве обороны ФРГ В. Виммер заявил, что «военнослужащие бывшей ННА ГДР будут окружены особой заботой со стороны руководства западногерманских Вооруженных Сил»».

2

Об Эрихе Хонеккере писали много. И в ту пору, когда он был на вершине власти, и потом, когда освобожденный от всех высоких постов, бездомный и неприкаянный скитался по миру.

И лишь одна из страниц пока не раскрыта — пребывание бывшего руководителя ГДР в Беелитцком госпитале, тайны лечения, состояние здоровья, ставшее камнем преткновения в споре советских и немецких медиков.

Как бы мы не относились к Хонеккеру — с ненавистью, любовью, равнодушием ли — надо признать, что его судьба — одна из самых трагических судеб руководителей социалистических стран Восточной Европы. Пожалуй, только Чаушеску мог бы позавидовать своему коллеге. Хотя… как знать?..

Триста тысяч немецких марок?! Полковнику Пичугину, случалось, предлагали немалые суммы, но триста тысяч…

Владислав Андреевич пристальнее пригляделся к собеседнику. Судя по всему, перед ним был эмигрант из России. Хорошо говорил по-русски. Да и хватка, дай бог каждому. Разыскал его, выследил, продумал, как зацепить, чтоб Пичугин не отмахнулся… Купец…

Интересно, кто же это готов выложить одним махом этакую сумму?

— Ну так как, Владислав Андреевич? — не терпелось эмигранту.

— Сколько? — переспросил Пичугин, — Или мне послышалось?

В глазах собеседника взорвалась лукавая искорка. Клюнул-таки, полковничек, клюнул!..

— Триста!.. Не «деревянных», твердая валюта. Целое состояние!

Эмигрант не врал: верно, состояние, да еще какое. Триста его, начальника госпиталя, зарплат.

Пичугин отрицательно покачал головой. «Купец» сглотнул неожиданно застрявшую в горле слюну и зашептал:

— Да не насовсем, полковник. На недельку, с возвратом.

Видимо, выполнял он чей-то богатый заказ и имел на том немалый интерес. Но полковник отказывался. И денежки нежданно-негаданно уплывали из рук. Было от чего впасть в отчаянье. Он еще что-то хотел добавить, но Пичугин остановил его жестом.

— Не торгую, — твердо сказал полковник.

— Эх ты, патриот, — со злостью сплюнул «купец», — да его ж продали не за понюшку табаку такие, как и он, коммуняки…

— А я не продам…

Так они и расстались. Готовый выть волком, неизвестно чей посланник и начальник центрального госпиталя Западной группы войск.

Что же так «горячо» торговал этот человек, за какие «сов. секретные» документы сулил триста зарплат?