Жаб Жабыч метит в президенты

— У меня такая, милок, история. У меня есть племянник. Он всегда говорил: «Перепиши на меня, тетя, свою квартиру. Перепиши на меня, тетя, свою квартиру — я тебя буду всю жизнь кормить до самой смерти». Я и переписала.

— И что? — спросил Жабжабыч.

— Ничего, милок. Сейчас он меня выталкивает. Говорит: «Проваливай, бабка, ты мне жениться мешаешь».

— Не может быть! — расстроился Жабжабыч. — Это же нечестно.

— Еще как может. Он мои вещи на улицу вынес.

Жабжабыч сильно опечалился:

— Ты, бабуся, в мэрию ходила?

— Ходила. Они говорят: «Давай, бабка, взятку, мы тебе поможем». А пенсия у меня маленькая.

Жабжабыч еще больше опечалился. Он достал большой, размером в квадратный метр, платок и стал прикладывать его к глазам. А бабушка говорила:

— И лет мне много.

Жабжабыч еще больше опечалился.

— И здоровье у меня плохое. Никудышное.

Платок не спасал. Из глаз Жабжабыча слезы потекли ручьем.

— И никого-то у меня больше нет.

Жабжабыч уже всхлипывал. Он сказал:

— Хорошо, бабушка. Я займусь этим вопросом. Напиши мне на бумажке все как есть.

Жабжабыч горько плакал. Прием населения был прекращен на целый час.

Когда прием возобновился, рядом с Жабжабычем уже сидел папа Устинов, для его отрезвления, и представительница от молодежи — Люба Кукарекова, для большей решительности.

Первым после перерыва на Жабжабыча насел крепкий автомобильный пенсионер:

— Второй год не могу «ракушку» поставить. ОНИ говорят, вопрос с «ракушками» не решен и никогда решаться не будет. А мне что делать? Мой «Запорожец» насквозь прогнил. Просто одни опилки остались.

— Ну, если он уже совсем прогнил, может, и беспокоиться не о чем, — сказал Жабжабыч.

Посетитель аж зашелся:

— Как так не о чем!? Как так не о чем?! Да я же без машины просто умру.

Папа вмешался:

— Жабжабыч имеет в виду — беспокоиться о «ракушке» незачем. Надо ставить вопрос о новых автомобилях для пенсионеров. И мы будем об этом думать.

Люба Кукарекова незаметно толкнула локтем Жабжабыча, и он произнес заранее заученный лозунг:

— Пенсионеры — наша опора.

Первый посетитель ушел в некотором недоумении, но озабоченный и довольный.

Тут же появился второй посетитель — родитель.

— От этих автомобилистов прохода нет, — стал напирать он. — Ставят «ракушку» на «ракушке», для детей места не остается. Особенно эти пенсионеры.

Люба опять толкнула Жабжабыча локтем, и он уверенно сказал:

— Пенсионеры — наша опора.

— То есть дети — наша опора, — поправил его папа.

— И дети тоже, — согласился Жабжабыч.

— Вопрос о детских площадках и о сносе «ракушек» мы будем ставить одним из первых, — решительно закончил папа.

Этот посетитель тоже ушел довольный.

— А куда «Запорожцы» девать? — спросил Жабжабыч. — Если «ракушки» сносить?

— Тентом накрывать, — ответила решительная Люба Кукарекова.

На приеме населения населения было много. Очередь даже вышла за пределы здания.

На первом месте по остроте стоял жилищный вопрос. Барсуков, и Кабанов, и администрация настроили много домов, но все для себя.

Получалась такая картина, что в городе протекали все крыши, не ремонтировался ни один подъезд, ни один очередник не получил ни одной квартиры за все последние сто лет.

На втором месте стоял вопрос о правах человека. Выяснилось, что все права принадлежат милиции, а у человека прав не осталось.

Одна старушка, продававшая цветы, назвала милиционера Дубинкина «оборотнем в погонах», потому что он запрещал ей продавать цветы на ступеньках мэрии и прописал ей при помощи городского судьи Лягова трое суток. Причем Рогдай настаивал на трех годах, но судья уперся и с трех суток не сдвинулся.

Пока бабушка сидела, ее коза с голода сделала подкоп в сарае и съела сто кустов дорогущих голландских пионов. От этих пионов коза сдохла. А так как коза была взята впрокат на летний сезон у соседки-процентщицы, то бабушка была вовсе разорена.

Таких историй было много.

Жабжабыч от переживаний покрылся белыми пятнами. Но он принимал и принимал население, и всем обещал помочь.

Как только очередь вышла за пределы здания, появилась милиция. Пришел тот самый знаменитый оборотень в погонах — милиционер Врогдай Дубинкин, чтобы разгонять несанкционированный прием.

Но прежде чем разгонять, милиционер решил решить собственный вопрос. Он стал жаловаться Жабжабычу, что у них в подъезде сорвана дверь и все стены процарапаны до кирпичей.

Милиционер на вид был человек мастеровой. Это было сразу видно — по рукам. Они у него были двадцать на двадцать. И Жабжабыч спросил:

— Сколько у вас в подъезде этажей?

— Два.

— А квартир?

— Шесть.

— И что же вы не можете дверь привесить? Не можете сами домофон поставить?

— Не можем.

— Такие вы беспомощные?

Милиционер оторопел:

— А государство на что?

— На то, чтобы вас, милиционеров, от внешних врагов оборонять. В космос летать. С Америкой соревноваться. Двери вы сами ставить должны.

— А если мы не умеем?

— Тогда я вас лично научу. Запишите мне ваш адрес на бумажку.

Когда милиционер ушел, папа сказал:

— Скоро мы сами все дома начнем ремонтировать, асфальт класть, трубы ржавые менять. Разве в этом задача мэра?

— И в этом тоже, — сказал Жабжабыч. — Народ воспитывать надо.