Жаботинский и Бен-Гурион

Эта история пересказана здесь лишь по той причине, что она усугубила непростые взаимоотношения левых и правых сионистов. А послесловие к ней весьма неожиданное: из семерых детей Магды (в браке с Геббельсом родилось шестеро) выжил после войны лишь сын от первого брака, Харальд Квандт. Его дочь, Колин, прошла ортодоксальный гиюр, вышла замуж за еврея и стала правоверной еврейкой. Правнук Магды Геббельс переехал в Израиль, отслужил в израильской армии и стал кадровым офицером. По совпадению, его зовут Хаим, что в переводе с иврита означает «жизнь». Нужны ли какие-то комментарии?

Непредсказуемы человеческие судьбы, как и неисповедимы пути Господни. А невероятные любовные треугольники, квадраты и пятиугольники… В истории человечества были разные сочетания. Не станем утомлять читателя их перечислением. Удивляться нечему, ведь сказано в «Книге Екклесиаста»: «нет ничего нового под солнцем».

Жаботинский и Бен-Гурион: раскол

18-й Сионистский конгресс, прошедший в Праге в августе-сентябре 1933 года, был последним предвоенным конгрессом, в котором участвовали ревизионисты. Он состоялся через два месяца после убийства Арлозорова, и это отложило отпечаток на атмосферу конгресса, проходившего под знаком острых противоречий между враждующими движениями — масла в огонь подлила полиция, обвинившая в преступлении троих ревизионистов После бурного обсуждения конгресс создал комитет, которому поручил провести собственное расследование, независимо от полиции. Комитет проработал несколько месяцев, но так и не сумел найти доказательства, подтверждающие обвинение.

Положение Бен-Гуриона в сионистском движении возвысилось. Конгресс предложил ему пост руководителя Исполнительного комитета Еврейского агентства, который тот принял с условием, что будет работать в комитете два дня в неделю, сохраняя за собой должность генерального секретаря Гистадрута и место жительства — Тель-Авив. Ему идут навстречу во всем, и с этого момента в Еврейском агентстве появляется два Исполнительных комитета: тель-авивское и лондонское бюро.

44 процента делегатов конгресса представляли социалистические партии, и это гарантировало им принятие любой резолюции. В результате в итоговую резолюцию вошло требование, повлек шее за собой новый виток конфликта: «Во всех сионистских делах дисциплинарные обязанности по отношению к Сионистской организации должны преобладать над подчинением дисциплине любой другой ассоциации». Фактически это означало диктатуру большинства над меньшинством, каким, в данном случае, являлись ревизионисты, поскольку итоговая резолюция запрещала им проводить собственную политическую линию. У оппозиции остался единственный выход — выйти из сионистского движения, руководимого социалистами.

Жаботинский к этому был готов. Понимая, что левые пытаются установить в сионистском движении диктатуру большинства, незадолго до открытия конгресса, в апреле 1933-го, на заседании правления Всемирного союза сионистов-ревизионистов он предложил выйти из Всемирной сионистской организации. Правление его не поддержало, и тогда он апеллировал к рядовым членам союза, заявив, что распускает правление и берет руководство организацией на себя. Референдум, проведенный среди ревизионистов, подавляющим большинством голосов (93,8 процентов) поддержал Жаботинского, фактически предоставив ему мандат на управление правым лагерем.

А идеологическая борьба, перекинувшаяся на рынок труда, после убийства Арлозорова перешла в уличные столкновения.

Раскол состоялся. После 18-го конгресса ревизионисты вышли из Всемирной сионистской организации, а так как предприятия, контролируемые Гистадрутом, отказывались принимать на работу рабочих-ревизионистов, те были вынуждены в 1933 году создать < пою больничную кассу — Купат-холим леумит, а в 1934 году — собственный профсоюз, Хистадрут, ха-овдимха-леумит…. Сионистские партии обособились, борьба за рабочие места привела к созданию параллельных организационных структур: появились коптролируемые ревизионистами сельскохозяйственные поселения, банки, газеты, учебные заведения, воинские формирования…

Однако в разгар кризиса, осенью 1934-го, лидерам партий, Жаботинскому и Бен-Гуриону, представился шанс нормализовать отношения. О нем речь пойдет в следующей главе.

Жаботинский и Бен-Гурион: на пороге несостоявшейся дружбы