Жабы Гриммердейла

В зале еще не было посетителей. Хромой мальчик мыл столы, заливая весь пол мыльной водой. Да еще хозяйка, уперев руки в бока и выставив вперед подбородок, украшенный двумя волосатыми родинками разговаривала с какой-то женщиной. Женщина куталась в зимний плащ, но капюшон сняла, и было видно ее лицо — узкое, с тонкими чертами. Она могла бы показаться даже хорошенькой, если бы не неприятные пятна на коже. Тристан сразу обратил внимание на ее хорошей выделки, явно не крестьянский плащ. В одной руке она держала узелок, а другой опиралась на затупившееся и разбитое охотничье копье. Сразу видно, что он служило ей посохом.

— Ладно, девушка. Ты хочешь служить за хлеб и одежду, — хозяйка мельком взглянула на Тристана и повернулась к девушке.

Тристан сразу решил, что это — девушка. Правда, пятнистая кожа очень портила ее лицо, но сама она была вполне привлекательна.

— Сложи свое барахло вон там на лавку, — ткнула пальцем хозяйка, — и отправляйся на кухню, если и вправду хочешь заработать, — и она, не ожидая ответа, подошла к столику, занятому Тристаном.

— Каша, Мастер. Ломтик свиной щеки. Свежее пиво.

Он согласно кивнул и опустил глаза, уходя в свою обычную задумчивость.

Хозяйка отошла. Тристан так и не поднял глаз, пока перед ним на стол не опустился поднос. Подавала его новая девушка. Она сняла свой плащ, и теперь была видна остальная одежда. Он оказался прав — она, действительно, не крестьянка. На ней была хорошей ткани юбка для верховой езды. В ее разрезе мелькали тоже не новые и потертые, но вполне добротные сапоги. Фигура ее была гибкой и стройной, и ни одному мужчине и в голову бы не пришло, что пятна на ее лице могла вызвать беременность. Вряд ли ей было нужно копье для защиты. Одного взгляда на эти темные пятна, наверное, хватило, чтоб остудить самого пылкого ухажера и оставить ее в такой же безопасности, как статую Гунноры, у которой фермеры просят благословения своим полям.

— Ваша еда, Мастер.

Она красиво и аккуратно, совсем не как хозяйка, поставила на столик рассыпчатую коричневую кашу и сочные ломтики мяса.

— Спасибо, — ответил Тристан с равнодушной вежливостью.

Он потянулся за кружкой и с удивлением заметил, как отшатнулась, уставившись на его руку, девушка. Он успел понять, что ее что-то испугало, но когда через секунду взглянул на нее, она уже справилась с собой и стояла, опустив глаза, как положено трактирной служанке.

— Что-нибудь еще, Мастер? — спросила она безразлично. Ее произношение тоже говорило не о деревенском воспитании.

Да, много горя в долинах, если молодые образованные женщины согласны прислуживать в трактире за кров и пищу. Ну да что ему до этого? Наверняка, не одна она выброшена войной из привычной жизни. И надеяться ей не на что. С такой физиономией мужа ей не найти, разве что слепого.

— Нет, — ответил он.

Она отошла легко и грациозно, всеми движениями выдавая свое благородное происхождение.

Что ж, пройдет не так уж много времени, и он тоже войдет в высшее общество. Он твердо верил, что это обещает ему сама судьба.

И особую цену в его глазах приобретало это положение тем, что добьется его он сам, своими силами, а не получит по праву рождения. Девушка все потеряла, а он хотел все приобрести. И, глядя на нее, он окончательно поверил в успех своих замыслов.

Глава третья

Дорога по вершинам холмов показалась Герте еще труднее, чем до Нордендейла. Очень мешали сугробы и рыхлый осыпающийся снег. Но другой дороги не было, а отступать она не собиралась. Она тяжело взбиралась на сугробы и снова съезжала вниз, с трудом балансируя, пыталась идти по гребням, а кое-где пришлось даже перепрыгивать щели, опираясь на копье. И старалась не думать, что ее ждет впереди. К Гунноре ее привела вера. К Жабам вела ненависть, и Герта хорошо понимала, что эта дорога к хорошему не приведет.

На шее у нее висели ладанка с зерном и травами — домашний амулет — Гунноры. Еще одна такая же защита в вороте рубахи. И даже в солому, которую она положила в сапоги для тепла, она добавила добрые травы. Но не очень верила, что все эти обереги помогут ей в месте черной власти. У каждой расы своя магия. Древние были слишком чужды людям, и с ними никогда нельзя было действовать наверняка. Может, эта детская магия трав только оскорбит их?

Когда ей становилось совсем страшно, она заставляла себя снова вспомнить, и горькая колючая память подгоняла ее не хуже, чем шпоры лошадь.

Куно тогда посоветовал ей съездить в монастырь Литендейл. Кстати, не потому ли теперь он так злится, что чувствует себя виноватым? Эту поездку ей никогда не забыть. При одном воспоминании ее до сих пор обжигает гневом и бессильной яростью. Куно тогда боялся, что война дойдет и до них, и считал, что ей безопаснее укрыться в монастыре. Но все повернулось по-другому.