Жадина платит дважды

– Критиковать легко, – обиделась Мариша. – А ты попробуй предложи другой план действия, а я с удовольствием послушаю. Думаешь, мой толстяк режиссер так уж счастлив, что все время натыкается на меня? Я, конечно, мотивирую свое присутствие тем, что жажду сниматься в его фильме, но он же не совсем дурак, должен смекнуть, что что-то здесь не так.

– Ты поосторожней, – посоветовала я ей. – Если поймешь, что он заманивает тебя куда-то в уединенное местечко, не езди за ним.

– Ладно уж, – согласилась Мариша. – Но я не понимаю, чем ты недовольна? Твой Кеша сидит себя на ярмарке, никуда не шастает, а мой толстяк даром что на откормленного поросенка смахивает, по городу целый день носится. Я за ним едва поспеваю.

– Есть что-нибудь интересное?

– Как сказать, встречается он со многими колоритными личностями, но все на людях. Всех я проверить не успеваю, но в большинстве случаев это либо артисты, либо продюсеры, либо сценаристы. Люди, к которым у него профессиональный интерес. Ну, пока, у меня еще дел полно.

Мы распрощались с подругой до утра. Разговаривать мы теперь могли только либо по мобильнику, который Мариша приобрела на деньги своего немецкого мужа, либо в условленное время я дожидалась ее звонка возле телефона в домике, где жили ребята из охраны ярмарки.

Спать я устроилась в опустевшем фургончике Алины и Никиты. Чтобы не терять из вида фургончик Иннокентия.

К счастью, он делил его с дедом Славой, а у того как раз заболела одна из собачек, и дрессировщик взял ее к себе на ночь. А шавка отличалась вздорным характером и заливалась визгливым лаем при любом шорохе. Кешу она недолюбливала, так что я могла быть спокойна. Люся – так звали беспокойную пуделиху – сработала бы лучше всякого будильника, вздумай Кеша удрать ночью по своим делам.

И у меня ночь прошла спокойно, чего про Маришу не скажешь.

* * *

Режиссер до позднего вечера мотался по городу, совершенно не считаясь с Маришей, которая висела у него на хвосте. Пару раз девушка теряла его из вида. Однажды он исчез в мужском туалете на целый час. За это время туда заходила куча подозрительных мужчин, а Мариша не могла проконтролировать своего подопечного.

Затем Мариша потеряла его вовсе. Режиссер, наплевав на правила движения, проскочил на красный свет, а перед Маришей возник блестящий бок чьей-то иномарки. Снова она увидела своего толстяка лишь тогда, когда он вернулся домой. Никаловский поставил машину в гараж, и Мариша расслабилась, решив, что толстяк угомонился. Она переговорила с Дашей и повернула ключ зажигания, собираясь уезжать, как вдруг неугомонный режиссер снова показался из подъезда дома.

Небрежно помахивая небольшим кейсом, Никаловский обогнул угол дома и подошел к новенькому «Форду», который Мариша совсем недавно от нечего делать осмотрела со всех сторон, между прочим найдя его превосходным. В эту роскошную машину Никаловский и уселся. Присвистнув, Мариша последовала за ним. Доехав до Технологического института, режиссер поставил свой «Форд» на сигнализацию, и отправился в расположенное рядом кафе. Заказав бутылку минералки и салат, он принялся вяло ковырять в тарелке пластмассовой вилочкой. Кейс он поставил под стол.

Ровно через четверть часа толстяк встал и поднял кейс с пола. Мариша готова была поклясться, что он ставил его под стол слева, теперь кейс оказался справа от него. Толстяк устремился к своей машине, отирая лоб крупным носовым платком. Марише даже из ее укрытия было видно, что платок промок насквозь, а ведь вечер был далеко не жаркий.

Добравшись до дома, Никаловский торопливо шмыгнул в подъезд, оставив Маришу размышлять, что бы все это значило. Дома, что ли, не мог съесть этот салат?

Где-то через час на такси подкатила цыпочка из тех, кого Мариша видела сегодня днем на съемочной площадке.

Не успела она подняться в квартиру режиссера, как оттуда зазвучала музыка и послышались хлопки открываемого шампанского. С легким сердцем оставив режиссера и его новую подружку развлекаться, Мариша завела машину, и на сей раз ей ничто и никто не помешал отъехать.

На сегодня у нее было запланировано еще одно дело.

Пока она следила за Никаловским, ей удалось познакомиться с его бывшим кинооператором, с кем они снимали прошлые фильмы. Для съемок своего исторического боевика Никаловский пригласил другого оператора, и теперь Миша был обижен на своего патрона. А обидой мужчины часто охотно делятся с сердобольными женщинами, готовыми им посочувствовать, особенно если они недурны собой, не слишком ехидны и, разумеется, готовы принять их сторону.

Мариша оказалась именно такой слушательницей. Она понимающе кивала головой, ахала в нужных местах, очень правдиво сокрушалась, возмущалась подлостью некоторых якобы друзей и не забывала подливать оператору из внушительной литровой бутылки, предусмотрительно прихваченной с собой в гости. Где-то через час Мариша и оператор были уже лучшими друзьями.

– Ты меня понимаешь? – допытывался у нее оператор Славчук. – Ведь не деньги главное, мне обидно, просто обидно, ты понимаешь?

Мариша сокрушенно вздыхала и подливала.