Жадный, плохой, злой

– Детишки! – восхитился Денис Карташов. – Ну, сказанули! Гы-ы! Они уже даже и не молодежь совсем. Ириша, то есть Ирина Владимировна, та еще куда ни шло. Но вот ее брат… – Он с сомнением покрутил головой. – И жена его… – Тут недосказанное было заменено сочувственным цоканьем языка. – Они это… взрослые совсем.

«Взрослые» означало «старые».

Я вдруг ощутил тяжесть своих тридцати с небольшим лет. Все, кому было за двадцать пять, являлись для молоденького Дениса пожилыми людьми, которым пора на пенсию, а еще лучше – сразу на кладбище, чтобы не путались под ногами. Когда-то и я был точно таким же. Только нарукавную повязку мне заменял сначала пионерский галстук, а потом – комсомольский значок. Говорить об этом Денису я не стал. Он все равно не поверил бы, что я тоже был восемнадцатилетним. Поэтому я просто вернул разговор в интересующее меня русло:

– И все же. Давно Дубов с домочадцами здесь обитает?

– А с пару недель. Раньше Владимир Феликсович только наездами бывал. Речь толкнет, по движущимся мишеням постреляет, в морду кому-нибудь заедет для профилактики и до свидания. Теперь не уезжает совсем. – В голосе паренька прозвучало плохо скрываемое сожаление. – Говорит, воздух у нас замечательный.

– Это точно, – кивнул я. – Не надышишься тут у вас. Как перед смертью. – Вспомнив кисло-горький пироксилиновый запах недавнего взрыва, я посоветовал: – Возвращался бы ты домой, Денис Карташов. В армии отслужишь – и свободный человек. Сам себе хозяин.

– Нет уж, спасибочки. В армии дедовщина и полный беспредел.

– А у вас?

– А у нас лафа. Жрем от пуза, живем в комнатах по четыре человека, ящики есть на двенадцать каналов, видаки, кассет полно. Еще раз в неделю телок доставляют безотказных. По одной на восемь рыл. Но телки эти так зажигают, что недовольных сервисом не бывает…

– На каком этаже резвитесь? – перебил я оживившегося рассказчика. – На третьем? К седьмому небу поближе?

– Не-а, туда входить без дела запрещено. – Паренек довольно успешно скроил серьезную мину. – Там Дубов со своей семьей, прислуга, охрана. Наш легион прямо под ними. А тут, – он кивнул в сторону коридора, из которого я пришел, – в основном гостей принимают. Из Дубовых редко кто сюда заглядывает. Разве что Марк Владимирович. – Паренек почтительно понизил голос. – Он, как с женой своей поцапается, обычно один в комнате для гостей ночует. Через стенку от вас.

Притворившись равнодушным, я зевнул и как бы от нечего делать спросил:

– И часто Марк ибн Владимирович с женой конфликтует?

– А почти все время. Он и сейчас там. Я ему с утра постель менял, холодильник загружал. Видать, надолго обосновался.

– Это хорошо, – машинально сказал я.

– Что же здесь хорошего? – удивился паренек. – Жена у него, конечно, не молоденькая, но я бы от такой по ночам не бегал. – Речь прервалась коротким смешком. – Она мне Салтыкову напоминает, особенно когда с голым животом и в шортах. Я б ее за милую душу… – Сообразив, что его занесло не в ту степь, паренек натужно закашлялся и умолк.

– От чересчур эффектных женщин лучше подальше держаться, Денис, – сказал я. – В отдельной комнате с чистой постелью и полным холодильником.

Он посмотрел на меня с сожалением. Интересно было бы встретиться с ним лет этак через пятнадцать и вновь побеседовать на тему взаимоотношений полов. Пока что рассуждения Дениса отличались чрезмерной юношеской горячностью и прямолинейностью:

– На фига мне чистая постель, если на ней у меня никто под боком не лежит? Дрочить на ней в одиночку, что ли?

С этими словами он неожиданно сорвался с места и помчался от меня прочь, толкая перед собой швабру с видом хоккеиста, прорывающегося к чужим воротам. Сначала я решил, что паренька отпугнул мой совет, показавшийся ему странным, но, обернувшись, я нашел другое объяснение его внезапной ретивости.

В дальнем конце коридора возникла коренастая мужская фигура, вышедшая из комнаты, соседствующей с моей. Ввиду неважного освещения я принял неспешно приближающегося мужчину за Марка, которому вздумалось зачем-то сутулиться и втягивать голову в плечи, но зычный голос, ворвавшийся в вестибюль, принадлежал совсем другому человеку:

– Сачкуешь, Карташов? Чтобы через десять минут тут все сверкало!

Когда коренастый поборник чистоты приблизился, он оказался немногим моложе меня и на голову ниже, но смотрел с таким видом явного превосходства, как будто я тоже находился в его подчинении. Добавить бы ему сантиметров двадцать роста, и получился бы вылитый бравый сержант из американского фильма. Мощная нижняя челюсть, словно вытесанная из гранита, прямой взгляд светлых глаз, воинственный «ежик» на голове. Розовый рубец, пересекавший его бровь, вполне мог быть заработан при падении с лестницы по пьяни, но смотрелся он грозно. Оливковая рубаха с закатанными рукавами обтягивала мускулистый торс геройского сержанта, а штаны спереди заметно бугрились, еще сильнее подчеркивая его мужественность. Такому в руки ручной пулемет с бесконечной патронной лентой – и в самую горячую точку его, крошить полчища проклятых басурман!