Жак Де Моле

От этого, бесспорно, страдала дворянская чистота и гордость храмовников, что и должно было выявиться в неизбежном предательстве. Люди низкого звания, находящиеся в качестве служителей, жаловались, что их знатные братья относятся к ним с презрением и притесняют их. Часть храмовников, носящих коричневую одежду, жаждала всеми правдами и неправдами проникнуть в разряд тех, кто имел право носить белую тунику.

Так, в статутах приводится следующий случай: один рыцарь был принят как потомок знатного рода; но его земляки из простой зависти заявили, что он не был сыном благородного человека. Тамплиера специально вызвали из Антиохии на капитул, где была установлена истинность этого заявления. С провинившегося сняли белый плащ и надели на него коричневый. Наставник, принявший его, был в это время в Европе. Когда он вернулся в Сирию, от него потребовали отчета в этом деле. Наставник объяснил, что действовал согласно приказаниям, полученным им от своего командора из Пуату. Ввиду того, что он считался хорошим рыцарем, его оправдали, а в противном случае и он лишился бы белой одежды.

Однако не всегда подобные расследования давали успешный результат, и толпа случайных людей буквально наводнила орден: коричневые проникали в разряд белых, а некоторые белые вели себя хуже коричневых.

Кроме того, за долгую и бурную историю ордена к началу XIV века много старых его членов было изгнано за дурное поведение. Эти люди ничего не теряли, удовлетворяя свое мщение. Появилось также много отступников, изгнание которых было вопросом времени. Наплодилось к тому же и немало развратников, всегда готовых по первому предложению королевских законников дать свидетельские показания, какие угодно и о чем угодно.

Храм разрушал себя сам, расплачиваясь таким образом и за свою гордыню, и за свою слишком уж активную жизнь у всех на виду. Белый плащ тамплиеров оказался слишком запятнанным коричневой грязью.

А по пятам ордена все последние годы шел королевский легат Гийом де Ногаре. Он собирал на всякий случай показания ненадежных людишек.

Однако жемчужиной его «коллекции» были признания Эскена де Флойрана. Они и стали началом бесчисленных томов будущих обвинений.

По законам тогдашнего судопроизводства ни о какой презумпции невиновности и речи не могло быть. Раз Адам и Ева совершили некогда первородный грех, то печать его неизбежно ложилась на каждого, а следовательно, любой из смертных был виновен уже с самого рождения, и поэтому признавать его первоначальную невиновность, как это делали проклятые римские язычники, не имело никакого смысла.

По мнению одного из идеологов инквизиции, Парамо, первым инквизитором был Бог, а образцом инквизиторского судопроизводства можно считать осуждение Адама и Евы.

Приведем лишь небольшой отрывок из «Молота ведьм» — книги, написанной двумя учеными монахами, Яковом Шпенгером и Генрихом Инститорисом. Упомянутые монахи в сотрудничестве с демонологами Нидером и де Лепином выработали систему правил, при помощи которых инквизиторы могли обнаруживать виновных. По мнению историков, это была одна из самых гибельных книг, которые когда-либо знавала всемирная история. Она стала катехизисом инквизиции, и с тех пор смертоносные костры запылали по всей Европе. В течение двух с лишним столетий на эти костры было возведено около 9 миллионов человек.

Итак, что же писали монахи Яков и Генрих по поводу презумпции невиновности:

«ОБЪЯСНЕНИЕ,

ПОЧЕМУ БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ НЕ СОТВОРИЛ

БЕЗГРЕШНУЮ ПРИРОДУ СОЗДАНИЙ

Если бы было возможно одарить природу человека безгрешием, что, однако, не исключено, то Вселенная не была бы совершенной. А совершенство ее заключается в том, что все возможные блага созданий даны им.

Создав человека, Бог дал ему свободную волю. Ему свойственно по желанию приступить к работе и оставить ее, бояться падения или не бояться. Так как иметь возможность грешить — значит иметь возможность по своему желанию отдаляться от Бога, то поэтому ни человек, ни ангел не могут приобрести по своей природе совершенство безгрешности. Бот не мог этого им дать вместе со свободой воли. Свободу воли и безгрешность по своей природе столь же трудно совместить человеку в его несовершенстве, как указать что-нибудь, что было бы и мертво и живо в одно и то же время».

Считалось, что истязание плоти помогает освободиться душе от власти дьявола. Пытки были официально признаны в 1252 году папой Иннокентием III. Они воспринимались юристами того времени как особое искусство, не лишенное изящества и требующее знаний в области психологии и богатой интуиции у того, кто пытался добиться истины, поджаривая человека на медленном огне или выворачивая ему суставы на дыбе. Вся процедура была рассчитана до мелочей и имела целью сломить сопротивление даже очень сильного человека, обладающего крепким здоровьем и железной волей. В идеале палачи должны были добиться признания в ереси даже у самого святого Антония, не говоря уже о простом смертном.