Жак Лакан: введение

Самодостаточность влечений приводит к следующему важному моменту: связь влечения и влечения к смерти. С точки зрения Лакана, любое влечение – это, в конечном счете, влечение к смерти. Потому что влечение неостановимо, оно совершенно никак не соотносится, например, с благом для всего организма, с благом для субъекта как субъекта, существующего в символической реальности. Оно никак не соотносится ни с какими внешними культурными ограничениями, правилами и так далее. В этом плане любое влечение может превратиться и на определенном пределе превращается во влечение к смерти. Здесь опять можно проиллюстрировать различение между нуждой и влечением: если нужда – это то, что заставляет выпивать стакан воды и не чувствовать жажду, то влечение это то, что заставляет пить и пить до потери сознания: это тот самый момент, когда влечение становится влечением к смерти.

Снова повторяю эту важную мысль: любое влечение – это в конечном счете влечение к смерти. Оно существует по своей логике и не может остановиться. Почему это влечение не может остановиться? Потому что у влечения нет объекта. У нужды объект есть – это тот объект, который может быть получен, и нужда может быть удовлетворена, например биологическая нужда. У влечения же нет объекта. Если как-то мыслить объект влечения, то есть тот объект, получение которого удовлетворит влечение, то этот объект применительно к влечению является невозможным. Это такой объект, который невозможен, и поэтому влечение представляет собой бесконечное кружение вокруг этого самого невозможного объекта.

В силу своей частичности, раскоординированности, самодостаточности влечения должны быть определенным образом упорядочены, определенным образом структурированы. В противном случае субъект не сможет развиваться, в противном случае он так и останется в этом самом раскоординированном состоянии. Здесь уместно вспомнить конструкцию с двумя зеркалами[83], где как раз был запечатлен процесс перехода от состояния доминирования частичных влечений, переживания раскоординированности турбулентных импульсов, во власти которых находится младенец, к состоянию появления скоординированного целостного образа, который создает иллюзию того, что эти частичные, разрозненные, неудержимые влечения были каким-то образом оформлены, связаны, получили некоторое целостное оформление – и в этом плане создали иллюзию целостности. Создали, соответственно, некоторую возможность этими влечениями управлять. Связывание, упорядочивание влечений – это тот процесс развития, который должен пройти каждый субъект, если он хочет состояться, если он хочет как бы психически родиться.

Влечение неразрывно связано со следующим принципиальным, ключевым, может быть, самым ключевым и известным лакановским понятием – с понятием jouissance, или наслаждением. Здесь снова уместно подчеркнуть разграничение между нуждой и влечением – если нужда приносит удовольствие в тот момент, когда она удовлетворяется, и наступает момент релаксации, будто бы было напряжение и это напряжение оказалось снято, то в случае с влечениями эти влечения доставляют удовольствие (j ouissance) сами по себе, то есть просто их функционирование, их течение доставляет удовольствие – даже в отсутствие какой-то непосредственной нужды, с ними связанной.

Теперь несколько слов о самом jouissance, об этом самом наслаждении. Это понятие, которое для Лакана выходит на первый план с 1960-х годов. В частности, в своем семинаре про перенос он начинает рассуждать о jouissance, о наслаждении, связанном с влечениями[84].

Jouissance надо отличать от удовольствия, которое субъект испытывает в момент удовлетворения своих потребностей. Jouissance не связан с удовлетворением каких-то потребностей. Jouissance – это отдельная самостоятельная сила, связанная с влечениями, с их бесконечным потоком, с их бесконечным течением. Это удовольствие, получаемое от самого функционирования человеческого тела с его турбулентными, частичными влечениями.

Но при этом есть ключевое, принципиальное отличие jouissance от наслаждения. Причина, по которой это слово практически никогда не переводят ни на какие другие языки, то есть что в английском, что в русском языке jouissance обычно передают именно как jouissance, как некоторый непереводимый термин. Дело в том, что jouissance – это не просто наслаждение, это избыточное наслаждение, это чрезмерное наслаждение, это невыносимое наслаждение, это наслаждение, которое в какой-то момент оказывается связано с болью, которое оказывается связано со страданием. Подобно тому, как влечение в конечном счете оказывается влечением к смерти, так и этот jouissance в конечном счете этой своей избыточностью, своей чрезмерностью превращается в боль, превращается в невыносимость.