Читаем Жак Лакан: введение полностью

Еще большая парадоксальность фантазии заключается в том, что это не просто нечто ригидное и часто повторяемое, но каждый субъект еще и организован вокруг какой-то одной фантазии. Эту одну структурирующую фантазию Лакан называл фундаментальной. Фундаментальная фантазия субъекта ригидна, вокруг нее выстроено его желание, она структурирует его желание, структурирует его взаимодействие с Другим, с желанием Другого. Фундаментальная фантазия определяет то базовое положение, в котором субъект находится в отношении Другого.

Если говорить о лакановский терапии, то один из важных ее элементов заключается в выявлении фундаментальной фантазии субъекта. В определении того, как субъект себя ставит в отношении Другого, как он/она ставит себя в отношении желания/требования/наслаждения Другого и, соответственно, как он с этим желанием/требованием/наслаждением взаимодействует. Он фрустрирует желание Другого, он отрицает это желание и т. д. После выявления эта фундаментальная фантазия может быть изменена – формат отношений субъекта с Другим может быть перестроен. В лакановском подходе этот момент называется «перейти через» или «перейти за» фантазию (фантазм). Формулы конкретных фундаментальных фантазий могут быть разными. У обсессивной структуры она одна, у истерической – вторая, у первертной – третья[108] и т. д.

Идея фундаментальной фантазии и ее преодоления, выхода за ее пределы связана с концепцией разных метафор субъекта. На рисунке 44 видны основные метафоры субъективности.

Метафора, напоминаю, это про вытеснение одного другим. В рамках начальной метафоры (слева) субъект имеет дело с требованием другого. Другой что-то от него/нее хочет, что-то конкретное, и субъект как бы вытеснен, отодвинут на задний план этим требованием Другого. Он воспринимает себя как того, кто должен это требование Другого исполнить, дать этому Другому что-то такое, что Другой от него хочет. Или, наоборот, не дать ему этого, фрустрировать его.


Рисунок 44. Основные метафоры субъекта[109]


В рамках следующей субъективной метафоры субъект сталкивается с желанием Другого. Вместо требования Другого он имеет дело с желанием Другого. Напомню, что желание отличается от требования тем, что требование конкретно – Другой хочет от субъекта чего-то конкретного, а желание, наоборот, – это что-то загадочное, что-то под вопросом. Здесь субъект оказывается перед загадкой желания Другого. Что этот Другой хочет? В рамках этой метафоры субъект оттеснен на задний план желанием Другого. Собственные влечения субъекта вытеснены, подчинены логике желания Другого. Субъект в рамках этой метафоры пытается угадать, что же Другому нужно – например, в рамках терапии. Он/она как бы уверен, что знает, что аналитик от него/нее что-то хочет, что он должен что-то дать аналитику, чтобы тот был доволен. Но он не понимает до конца, что же это такое.

Наконец, третья метафора субъекта представляет собой момент выхода из невроза, прорыв по ту сторону невротической структуры. В рамках этой метафоры уже сам субъект выходит на передний план. Но не просто субъект, а субъект влечения. Как я писал, любое влечение по Лакану – это влечение к смерти. Здесь на первый план выходит влечение к смерти, которое, в свою очередь, уже теснит Другого с его желанием. То есть это такая почти утопическая метафора субъекта, утопическая структура субъективности, связанная с возможностью существования по ту сторону невроза, по ту сторону привычной фундаментальной фантазии.

О том, что такое влечение к смерти и как можно существовать в пространстве такого влечения, речь пойдет в следующей лекции, где, в частности, я затрону идеи Славоя Жижека. Жижек много внимания посвящал этому сюжету, разъяснению того, что такое влечение к смерти и почему влечение к смерти – это если не оптимальная этическая позиция, то как минимум та позиция, которая возникает у субъекта после того, как он перешагнул через свою фундаментальную фантазию, перешагнул через собственный невроз.

В следующей лекции я также разберу разные лакановские психические структуры и покажу, как их возникновение связано с теми процессами, которые разбирались в данной главе. То есть их связь с позицией в отношении Другого, с наслаждением Другого, с отцовской функцией, с этапами действия отцовской функции, с выходом в пространство желания и т. д.

Литература для дальнейшего чтения

Лакан Ж. Ниспровержение субъекта и диалектика желания в бессознательном у Фрейда / Ж. Лакан; пер. с фр. А. К. Черноглазова, М. А. Титовой (Значение фаллоса). – М.: Русское феноменологическое общество; Логос, 1997. – С. 148–183.


Лакан Ж. Семинары. Книга 5: Образования бессознательного (1957–1958) / Ж. Лакан. – М.: Гнозис/Логос, 2018. – 608 с.

Семинар, в частности, в деталях разбирает понятия кастрации, Имени-Отца, отцовской метафоры, элементов Эдипова комплекса.


Chiesa L. Subjectivity and Otherness: A Philosophical Reading of Lacan / L. Chiesa. – Cambridge, Massachusetts; London, England: The MIT Press, 2007. – 248 p.


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное