Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

Два солдата отделились от других. Пико, человек уже немолодой, неохотно дотронулся до плеча Жермини.

— Идём! — пробурчал он.

— Идём! — согласилась Жермини. Она сделала два шага к двери, потом повернулась к солдатам и сказала: — Запомните всё же мои слова. Может, сейчас я пришла слишком поздно, так пригодится в другой раз. — Она помахала рукой в знак прощального приветствия и последовала за конвойными.

А позади неё слышался недовольный ропот:

— За что же это её в тюрьму?!

— Выходит, и слова молвить нельзя…

— Она же и в самом деле от сердца…

Жак шёл, как всегда, со связкой книг под мышкой и даже не сразу заметил, что очутился на улице Муфтар. Его неодолимо влекло на эту улицу, где жила Эжени. Уже не первый раз он сюда сворачивал, хотя мог бы пройти домой более близким путём.

Он не разглядывал прохожих, не глазел по сторонам, только, проходя мимо дома номер девять, внимательно смотрел на окошко, в котором могла показаться Эжени. Он и видел её: она сидела за шитьём, не поднимая головы от стола. Подле неё на ворохе цветных лент сидела сорока. Но в окно Эжени не глядела. У подъезда не видно было и тётушки Мадлен.

— Молодой человек! — вдруг окликнул Жака женский голос, и Жак не сразу понял, что обращаются к нему.

Он поднял глаза и увидел обычную в те дни сценку: двое солдат ведут арестованного. Необычным было лишь то, что вели они молодую женщину. Она шла лёгкой походкой, как будто целью её была прогулка.

— Будет тебе горланить! — беззлобно сказал солдат постарше. — Иди тихонько, и всё обойдётся хорошо.

— Молодой человек, — повторила женщина, не обращая внимания на слова конвойного, — мой брат, цирюльник Жером, живёт у самой стены Бастилии. Передай ему, что его сестру Жермини арестовали и ведут в Сальпетриер.

— Я знаю Жерома, знаю! — закричал Жак. — Но за что это вас? — Следуя за Жермини, Жак пошёл в ногу с солдатами.

— За то, что я хотела спросить солдат, кто утрёт слёзы оставшимся вдовам и сиротам.

— Перестанешь ты болтать?! — рассердился второй солдат. — И откуда только ты такие слова берёшь? Они и камень разжалобят!

— Хорошо, кабы мои слова проняли тех, у кого сердца каменные!

Тут солдат постарше потерял терпение и накинулся на Жака:

— А ты чего за нами увязался? Уходи подобру-поздорову, пока за тебя не взялись!.. Свернём-ка направо, в переулок, — бросил он своему товарищу.

Жермини улыбнулась Жаку.

— Если выполнишь мою просьбу, спасибо! А если не сделаешь, бог тебе судья!

И женщина, сопровождаемая двумя конвойными, скрылась в переулке. Жак долго смотрел ей вслед.

Глава семнадцатая Урок королям

Теперь, когда Генеральные штаты должны были вот-вот начать свою деятельность, значение Горана, избранного депутатом от третьего сословия, ещё больше возросло в глазах семьи Пежо.

Франсуаза говорила не без удовольствия:

— Ну вот, теперь у нас есть своя «рука» в Генеральных штатах. Подумайте, ведь Штаты — это вся Франция!

Жанетта кокетливо улыбалась, когда Горан навещал их.

— Представляю себе, сколько теперь у вас дел, — говорила она. — И как только вы находите время для нас!

— Вы шутите! Для вас, да не найти времени! Тот день, когда я вас не вижу, мадемуазель Жанетта, кажется мне потерянным…

Девушка заливалась румянцем. А Франсуаза, в присутствии которой происходили эти разговоры, не скрывала своего удовлетворения тем, что её будущий зять так любезен и хорошо воспитан.

Открытие Генеральных штатов должно было состояться 5 мая. И Франсуаза захотела непременно присутствовать на этом торжестве. Разодевшись в парадное платье, она распорядилась, чтобы и дочери её нарядились как можно лучше. Удостоверившись, что в праздничных костюмах они выглядят «не хуже, чем любые аристократки», Франсуаза отправилась с ними в Версаль. Перед уходом она сказала Жаку:

— Сегодня великий день! Не думаю, чтобы нашлись охотники посидеть в кабинете. Ну да если и найдутся, ты один великолепно справишься.

Жанетта торжествовала оттого, что Жак остаётся дома. Она не забыла, как он сказал, что у неё нет сердца, и если не пожаловалась на него матери, то лишь потому, что не хотела, на всякий случай, портить с ним отношений. А Жак и не скрывал, как хочется ему сегодня поехать в Версаль.

Бабетта улучила минутку, подбежала к нему и шепнула:

— Я постараюсь ничего не пропустить, подметить каждую мелочь и всё, всё тебе расскажу.

Жака тронуло внимание Бабетты, но всё-таки увидеть церемонию своими глазами — это совсем не то, что услышать рассказ, даже самый подробный…

Когда Франсуаза и её дочери поздно вечером вернулись из Версаля, они принялись наперебой рассказывать, что там видели.

— Даже представить себе нельзя, сколько там было народу! — начала Франсуаза. — Можно подумать, что сегодня весь Париж перебрался в Версаль. На всём пути, по которому должны были прошествовать депутаты, дома и балконы были разукрашены разноцветными шёлковыми и бархатными материями, мостовые засыпаны цветами. И всюду, всюду — люди, даже на крышах! Они облепили фонари, ступени, крылечки, пустые фиакры… И сколько женщин!..

— Ну, а депутаты? — с волнением в голосе спросил Жак.