– Личные переживания оставьте при себе. Одно не понятно, – задумалась девушка, – почему кола предназначалась именно Николасу? Кто-то ведь должен был оповестить и дежурного, и кухарку.
– Ульф сказал, что это подарок от кухарки для новоприбывшего.
– Во сколько разносят еду?
– В девять вечера.
– Но Николаса не стало только в четыре утра.
– Он ведь не сразу ее прикончил.
– А с вами, значит, не поделился?
– Поделился, но много меня в нее не влезает. Я сделал только глоток. От непривычки меня затошнило, но я сдерживался, а через пару часов почувствовал, что если этого не сделаю, желудок разорвется.
– Но ведь, как я понимаю, вы не против эвтаназии. Могли бы допить.
Грегори хрипло рассмеялся, но непроницаемое лицо девушки остановило его веселье.
– Вы серьезно? – на всякий случай решил убедиться он.
– Серьезнее не бывает. Пожизненное заключение – это не шутки. Слышали о последней тенденции? Самоубийство в Европе возросло на двадцать процентов за последние пять лет. Мне интересно послушать, что об этом думают такие, как вы.
– Вы меня с кем-то путаете. Я, конечно не рад, что сюда попал, но за жизнь надо держаться каждый день. Это все, что у меня осталось. И если я понесу наказание сейчас, то после мне не придется нести этот крест повторно.
– Николас к числу самоубийц не принадлежит и сам подсыпать яд бы себе не стал.
– Он не был склонен к суициду, – кивнул Грегори. – То есть он принадлежит к числу молодежи, но не той, которая пытается замечать в жизни только темное. Как я понял, мальчик был очень талантливым. Без преувеличения талантливым. Такие люди уверены в своем святом предназначении даже в самые тупиковые моменты. Они думают, что ангел будет сохранять их жизни до тех пор, пока те не выполнят свой долг в уплату за гениальность.
– Дальше, – безразлично прервала его Жаклин. – Ваш сосед потерял сознание, на что вы позвали охранника.
– Сознание он потерял не сразу. Его бросило в жар, вены на лице и шее разбухли, налились кровью и пульсировали как безумные. Он протянул руки, а пальцы были как-то странно вывернуты, будто сломанные. Но страдал он недолго. Все эти минут… пять я пытался как-то ему помочь. Делился водой и тряс за плечи.
– Это бы действительно помогло. Особенно если учесть, что при отравлении человеческому организму бесполезно помогать внешне.
– Я же просто запаниковал, – отчитался мужчина. – Мне самому было плохо, и я не мог адекватно соображать.
– И все же вы поняли, что причина этому – жидкость.
– Да, это я понял сразу. Потому что Николас ничего не ел. Я… – бросил взгляд на охранника Грегори. – Я могу говорить только с вами? Без свидетелей.
Жаклин кивнула и обернулась к охраннику всем корпусом. Тот посмотрел на обоих. После некоторого замешательства кивнул и отошел на расстояние блокирующее звуки, но доступное для защиты в экстренных случаях.
– В общем, это может вас разозлить… – замялся Грегори. – Но я кое-что припрятал от полиции.
– Я тоже полиция.
– Да, но вы… вы женщина.
– И поэтому я могу не злиться? – нахмурилась Жаклин. – Нет, вы меня с кем-то спутали. Почему вы скрыли от полиции свою находку? Вы ведь что-то нашли, правильно я поняла?
– Боялся, что узнают о моем нехитром приспособлении. Острые предметы заключенным носить запрещается, а у меня кое – что припасено. Что именно я не покажу, но вот что я с помощью его нашел – охотно. И только вам. Обещайте, что не раскроете мою маленькую тайну.
– Вот что я вытащил из бутылки с помощью… Неважно чего, – протянул снимок Грегори. – Кажется, это фотография. Несколько смазанная, правда, хотя и хорошо заламинированная.
– Неудивительно, пролежать в хлоре столько часов, – задумчиво пояснила себе Жаклин и всмотрелась в лицо на фотографии. Плохо различимое, оно все же очевидно принадлежало старухе. На обратной стороне кривым детским почерком была выведена уже знакомая детективу фраза «Меня убила она».
– Это ведь не мальчик писал? – еле заметно ухмыльнулась девушка.
– Уж поверьте. Я с ним весь день провел. Писать он умел и даже… Вот взгляните на его тетради.
Грегори поднялся с большим трудом и просунул руку под матрас второго яруса. После чего протянул исписанную танцующими буквами тетрадь. Кроме нотного стана и абстрактных зарисовок в ней ничего не было.
– Говорю же, он гений! – восхитился мужчина. – Там ноты и для фортепьяно, и для гитары. Удивительный человек.
– Он ничего вам рассказать не успел? – убрала к себе тетрадь мальчика Жаклин. – Что-нибудь личное? То, что его внезапно осенило или взволновало перед смертью.
– Он вообще мало разговаривал. В основном болтал я. Люблю хороших слушателей, а он был очень терпеливым.
– Не сомневаюсь, – заключила Жаклин, разворачиваясь к решетке и махая охраннику.
Лок уже выжидал ее у входа на второй ярус.
– Ульф Мерик сказал, что напиток предназначался именно Николасу, а передала его кухарка.
– Ты ее опросил?
– Я думал, что мы вместе этим займемся, – колебался он, прежде чем выдавить. – Как одна команда. Мы ведь напали на какой-то след.
– Веди, – бросила она, спускаясь по лестнице.