Жаль, что дважды не живут. Непростая история терского казачества

По сведениям, Пётр занимался всеми мыслимыми и немыслимыми делами в государстве. И возникает вопрос: до чего же суетлив был этот человек. Лишённый выучки, не умеющий даже писать как следует, он с налёта, как-то нахрапом, кидается на изучение геометрии, то на хореографию, то учится играть на барабане, то изучает навигацию. Искусство приготовлять фейерверки, устройство ассамблей и маскарадов, тушение пожаров, столярное дело, хирургия – всё вместе и ничего в отдельности захватывает, увлекает этого всегда спешащего, капризного человека. Отрубить голову собственной рукой и, выпив рюмку водки, заняться составлением регламента для маскарада. Изнасиловать при всех женщину и как ни в чём не бывало пойти в церковь и петь там на клиросе. Убить собственного сына и сразу вслед за этим торопиться на весёлый пир. Всё это было для него делом обычным и естественным.

Он не знает различия между добром и злом. Всё вместе, всего понемногу валит он в общий котёл. Там видно будет. После разберёмся!

Где уж тут говорить о той простоте, которую определяет В. О. Ключевский? Буйная смесь разных противоречий – вот основное качество психики Петра.

В детстве Пётр был настолько хилым ребёнком, что ещё в три года приходилось кормить его грудью. Никаких особых способностей в детстве он не проявлял. В одиннадцать лет он ещё не умел ни читать, ни писать.

Детские забавы Петра с потешными солдатами не имели того серьёзного значения, которое им пытаются придать впоследствии.

В шестнадцать лет он, правда, знает два первых правила арифметики, но писать как следует так и не научился до конца своих дней.

Если так мало похож внутренний облик Петра на то шаблонное представление, которое дают официальные историки, то так же мало похож на этот шаблон и его внешний облик. По описанию Полтавского боя у Пушкина памятны нам строки: «Из шатра выходит Пётр. Лик его ужасен. Движения быстры, он прекрасен». В описании отличаются лишь слова об «ужасном лике». Ничего подобного той мужественной красоте, гордому выражению лица, стройной и величавой фигуре, которую увековечили художники, понимавшие, что самодержцев всегда надо рисовать красивыми, в действительности не было. Все говорят об уродливости его гримас, о судорожных подёргиваниях, о дрожащей голове, о сгорбленной спине.

Очень много болезненного надрыва, издевательства над собой и кощунства было в характере Петра. Суровость Петра проявляется не только в моменты вспыльчивости. И в спокойном состоянии его приговоры поражают жестокостью.

Историки, словно сговорившись, приписывают Петру все заслуги развития России: и в культуре, и в кораблестроении, и реформе костюма, хотя это делалось уже при его отце Алексее Михайловиче и об этом есть достаточные сведения.

Поэтому судить о нём как о творце я затрудняюсь, а подражателем он был. Все его реформы привезены им с Запада. Его заслуга, видимо, в том, что проводил он эти реформы решительно и даже жестоко.

Помещики же того времени крепко держались принципа: «Крестьянину не давай обрасти, но стриги его, как овцу, догола».

Дальше этой мудрости не пошёл и всероссийский помещик Пётр Великий, так гордившийся тем, что он не лодырь и расточитель, а подлинный и будто бы рачительный хозяин.

Трудно дать всему этому оценку. Ибо до сих пор идёт спор о русской будущности и русской старине. Её видят и так, и сяк, а спор этот – отголосок давней распри о том, куда должна идти Россия – на Запад или на Восток.

Одни отстаивают идею национального своеобразия, толкуют об исторической ошибке и необходимости историю повернуть, пока не поздно, вспять, вернуться к развилке, когда не той дорогой пошли, и сделать наново правильный выбор и распоследними словами поносят Петра Романова. Другие предостерегают от увлечения славянофильством, в котором, справедливо или нет, указывается определённое сектантство.

Но первые неумолимы. Они никакой правоты Петра не признают. Они имеют свой взгляд.