Жалитвослов

На работу он шел с тем чувством, в природе которого раньше бы не разобрался. Теперь он знал, что это предчувствие. Тучи над ним сгустились, и сгустил их не иначе как Кладей. Его он в редакции и застал. Больше никого здесь не было. Рядом с Кладеем стоял факс, из которого медленно ползла бумажная лента, образовывая на полу громадный свиток.

«Тебя почему вчера на похоронах не было?» — ровно сказал Кладей вместо приветствия.

«Чьих похоронах?» — не понял Нефедов.

«Все у тебя из головы вылетело. Вчера Чайкина хоронили.»

«У меня действительно… из головы вылетело», — признался Нефедов. — «И… занят я был.»

«Я знаю, чем ты был занят, — медленно проговорил Кладей. — Ну как, предупредил ты его?» — и поскольку Нефедов не ответил, он продолжал: — «Никому еще не удавалось предупреждать об этом. Эти книги все, это все ложь. Это бумага красиво отпечатанная, ее за деньги продают. А настоящее ты вчера увидел, за завесу заглянул чуть-чуть, и то настолько, насколько тебе дали.»

«Он был в вашем списке», — утвердительно произнес Нефедов.

Кладей смерил его долгим взглядом.

«У меня вообще много кого в списке. И ты там есть. Не боишься?»

Волна жара обдала Нефедова, но он не отступил.

«Я и других предупрежу, если буду в силах, — сказал он. — Если успею, то предупрежу.»

«Ты такой же, как он, — выговорил Кладей. — Я это сразу понял. Он тоже на панихидах простаивал, все что-то понять пытался. Пиши заявление.»

Нефедов подошел к нему ближе и посмотрел прямо в глаза.

«Вы умрете через шесть лет, три месяца и восемь дней, Михаил Иванович, — сказал он. — От рака, он у вас неоперабельный, как врачи выражаются. Перед смертью вы попытаетесь произнести последние слова, что-то красивое, вы их в какой-то книжке вычитали, но не сумеете. И умрете без слов, Михаил Иванович.»

Кладей разлепил губы.

«Тоже мне, бином Ньютона», — произнес он.

По пути домой Нефедов купил букет цветов и шампанского. Настя открыла дверь и увидела букет.

«Ого! — сказала она. — Это уже серьезно.»

«Да, в общем… — засмущался он вдруг. — С работы меня турнули. И я подумал — а что, если нам пожениться?»

«Железная логика, — отметила она. — Чем я могу ответить? Я согласна.»

«И венчаться будем?» — спросила Настя позднее, когда они ужинали вдвоем в небольшом ресторанчике недалеко от дома.

«Железно, — сказал он жуя. Она засмеялась. — Где-то через недельку, — продолжил он. — А послезавтра я тебя с мамой познакомлю.»

«А почему не завтра?»

«Завтра я иду на похороны. Умер один очень хороший человек, мой бывший коллега.»

Она посмотрела на него через стол.

«Ты будешь писать на него некролог?»

«Нет, — сказал Нефедов, помедлив. — Он на него уже написан. Не мной. А мы с тобой будем жить долго и счастливо. Я знаю!»

Фактория

«Сим удостоверяется, что Карстен Фора, служащий компании, направляется на одну из отдаленнейших ее факторий в качестве скупщика и оценщика сырья.

Дирекция Компании Северных морей».

О своем предшественнике, старом факторе, он ничего толком не знал. Ему было известно лишь, что того звали Ганнон. Этот Ганнон то ли умер, то ли пропал, и вот компания посылает без промедления вместо него нового фактора. Им и был Фора. В его удостоверении ничего не было сказано о том, есть ли у него опыт и велик ли стаж работы в компании — ни тем, ни другим Фора похвастать не мог. Он был очень молод, а потому с легкостью принял новое назначение — Фора находился еще в том возрасте, когда самую скучную командировку одной лишь игрой воображения можно превратить в незабываемое романтическое странствие. Он, правда, со всей очевидностью понимал, что попалось ему место не из веселых. Наверняка не насладишься там ни приятным досугом, ни разговором с путным собеседником, а уж о женщинах нечего и говорить. Зато точно будет невпроворот унылой, пустой, выматывающей работы, после которой лишь спать и спать. Поразмыслив так, он решил захватить с собой книги, пластинки и даже самоучитель какого-то языка, — все легче убить неповоротливое время. Снарядившись подобным образом, Фора отбыл.

Ему предстояло морское путешествие длиной в трое суток. Пароход, собственность компании, был одним из четырех ее судов, совершавших плавания между северными факториями и метрополией. Фора был на нем единственным пассажиром. Капитана, длинного человека в неимоверно огромной фуражке, он видел всего один раз, перед отплытием, и с тех пор был предоставлен самому себе — команда, похоже, его вообще не замечала. Над пустынным океаном кто-то нарисовал неподвижные странные тучи. Капли, попадавшие на губы, были горькими, как хина. Тучи, стоило только отвернуться, мгновенно перестраивались и застывали в других, еще более нелепых сочетаниях. Фора сплевывал за борт, чувствуя, как с каждым плевком душа растравляется еще сильнее. Поэтому он скоро ушел в свою каюту и здесь поставил Грига. «Пер Гюнт» скрасил остаток путешествия. «Шествие гномов» ознаменовало его конец.