Но мне не всё равно, потому что чаще всего в эти дни её занятость означает, что наш отец посылает её с поручениями, о которых я ничего не знаю. Я сделала мысленную пометку следить за ней.
Брейден хихикает, и я прищуриваю на него свои глаза.
— Что-то смешное, преследователь?
Он проводит рукой по рту, подавляя ухмылку.
— Просто мысль о том, что тебе на что-то не всё равно.
Я наклоняю голову, раздражение подкатывает к горлу и оседает на языке.
— Я бы больше беспокоилась о твоей склонности перепрыгивать с одной игрушки на другую, и меньше о том, насколько
Как только слова слетают с моих губ, я понимаю, что это ошибка, но уже слишком поздно. Я позволила своим эмоциям просочиться в этот момент.
Его глаза темнеют.
— Вау. Вы двое действительно стали комфортнее себя чувствовать в компании друг друга, пока меня не было, — говорит Дороти, нотки ревности проскальзывают в ее голосе.
— Не волнуйся, — я улыбаюсь. — Он всё ещё может быть твоей маленькой собачкой, Дороти. Я не заинтересован в дрессировке новых сук.
Он ухмыляется, опираясь локтями о стойку.
Дороти поднимает идеально ухоженную бровь.
— Тебе нужна дрессировка, Брейден?
— Зависит от обстоятельств, — отвечает он. — Если я устрою тебе беспорядок, ты ткнёшь меня носом в него?
Она краснеет так яростно, что я удивляюсь, как она не падает в обморок, а я закатываю глаза, ненавидя то, как сжимается моя грудь.
— Ты отвратителен.
Он смеется.
— Да, милая, совершенно ясно, что ты меня ненавидишь. Мы поняли это.
Я беру свой блокнот, прижимая его к груди, и его взгляд падает на него.
— Что это? — спрашивает он.
— Эви пишет
Его брови поднимаются.
— О? Ищешь любовь, красавица?
Мое сердце замирает от его ласкового слова — так он называет меня, только когда мы одни, — и ухмылка Дороти тут же падает, а энергия в комнате переходит в нечто более зловещее.
Я игнорирую изменения.
— Может быть, я ищу кого-то, кого можно проклясть. Ты доброволец?
Он засовывает большие пальцы в карманы своей кожаной куртки и раскачивается на своих пятках.
— Может быть.
— Уф, — громко простонала Дороти. — Мне скучно. Это скучно, — она поворачивается к Брейдену, чей взгляд впивается в меня так сильно, что кажется, будто он клеймит мою душу. — Хочешь посмотреть фильм?
Он наконец опускает взгляд и смотрит на неё, переставляя ноги и поглаживая затылок.
— Я… вообще-то не могу. Меня вызвала сюда Злая ведьма.
Он указывает на меня большим пальцем.
Обычно я бы стала возникать, но зависть в чертах Дороти заставляет меня прикусить язык. Кроме того, это правда. Мне нужно, чтобы он пошёл со мной проверить кое-кого.
— Жаль, что тебе так повезло, — говорит она, сморщив нос. — Папа хочет, чтобы я кое-что для него сделала. Ну, знаешь… деловые вопросы.
Раздражение прокладывает себе путь через мою середину из-за того, что папа снова заставляет её что-то делать, а я не знаю заранее, что именно. Или, может быть, она лжет, просто чтобы задеть меня. С Дороти никогда нельзя быть слишком уверенной.
— Вот что я тебе скажу, — неожиданно говорит Брейден. — Как только я закончу выполнять свои
Её лицо озаряется, и гнев проникает в меня, как прорванная плотина.
Я закрываю глаза, так как от ярости у меня трясутся руки, и считаю в обратном порядке.
18. НИКОЛАС
Я смотрю на Эвелин, тысяча разных вопросов на кончике моего языка, но я не знаю, как задать ни один из них. Я вижу, что она расстроена, и мне хотелось бы предположить, что это из-за того, что я флиртовал с её сестрой, но более вероятно, что это потому, что она просто несчастный человек, который не выносит находиться рядом со мной.
Она более чем ясно дала понять, в каком положении мы находимся, и как бы весело ни было её раззадоривать, держать дистанцию — это к лучшему. И для моего рассудка, и для моей работы. Я могу сколько угодно притворяться, что использую её для получения информации, но правда в том, что в ней есть что-то, что сводит меня с ума.
Её сестра легка на подъем и с готовностью поделится любыми секретами, которые знает.
Но всё это не меняет того факта, что в обозримом будущем я застрял на позиции тени Эвелин.
Я снова смотрю на неё, когда мы останавливаемся на красный свет.
— Что на самом деле в блокноте? — спрашиваю я, отчасти из любопытства, а отчасти потому, что пытаюсь понять, не является ли это чем-то важным, что я должен попытаться заполучить в свои руки.
Она вздыхает, проводя рукой по волосам.
— Поэзия.
Удивление проплывает через меня, мои брови взлетают вверх.
— Кто твой любимый?
— Мне нравятся классики.
— Хм, — я киваю. — Она дружна с Красою преходящей, с Весельем, чьи уста всегда твердят свое «прощай», и с Радостью скорбящей, чей нектар должен обратиться в яд.
Она моргает, её рот приоткрывается.