Жалкая (ЛП)

Её язык проводит по нижней губе, и она наклоняет голову.

— Тебе никогда не хотелось просто… сбежать?

— Не особо.

Она вздыхает.

— Ну, я хочу. Я бы уехала навсегда, если бы могла.

Мой интерес разгорается.

— Куда бы ты поехала?

— В Ирландию, — она не колеблется ни секунды. — Мой папа гордится нашим ирландским наследием, но я никогда там не была, представляешь?

Я не отвечаю, потому что не знаю, что сказать. Вместо этого я впитываю то, как непринуждённо она красива. Но её красота — это мираж, обман света. Она засасывает тебя и дает тебе комфорт, но становится уродливой, когда ты заглядываешь под её поверхность.

— Почему ты так много врешь? — спрашивает она.

— Я не вру, — я стискиваю зубы.

Технически, я вру, но меня раздражает, что она постоянно упрекает меня в этом, когда я был честен с ней больше, чем с кем-либо ещё. Я жду от нее умного ответа, но она только наблюдает за мной. Смотрит на меня так, словно пытается залезть мне под кожу и откопать зарытые части. Это заставляет меня чесаться, и я ерзаю, мои пальцы крепко сжимаются на её талии.

— Это всё ещё связано с именем?

— Это ты мне скажи.

Ухмыляясь, я сглатываю, преодолевая стеснение в горле, и наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо: — Милая, ты можешь называть меня как угодно, если это означает, что я снова смогу погрузиться в эту сладкую киску.

Она дергается назад, вырываясь из моей хватки.

— Фу, ты позоришь мужчин во всем мире.

Я смеюсь.

— Говорит девушка, которая только что убила двух человек.

Она открывает рот, будто хочет сказать что-то ещё, но вместо этого поворачивается и идет в маленькую кухню. Я следую за ней, толпясь там, где она стоит лицом к столу, склонив голову, её пальцы плотно прижаты к краю. Я прижимаю её к себе и двигаюсь вниз, пока мой нос не касается её шеи.

— Это беспокоит тебя, не так ли? — спрашиваю я. — То, что ты сделала?

— Брейден, пожалуйста. Иди нахуй, — бормочет она.

Я не могу сказать, почему я это делаю. Может быть, потому что я чертовски стараюсь найти девушку внутри монстра; ту, которую она так отчаянно пытается спрятать. А может быть, потому что я отчаянно пытаюсь услышать причину, одну-единственную, блять, причину, почему я не должен заявлять на неё, хотя я знаю, что это то, что мне придется сделать.

Мой желудок вздрагивает, и я сжимаю челюсти. Я скольжу ладонями вниз по длине её рук, мой член наполняется, когда по её коже пробегают мурашки, а её задница прижимается к моему паху. Наши пальцы переплетаются на столешнице, и моё сердце ударяется о ребра, когда её тело вздрагивает.

— Ты можешь сказать мне, — прошептал я ей в шею, мой язык выскальзывает, чтобы попробовать её на вкус, совсем немного.

В этот момент я говорю серьезно. Она может сказать мне. Я не пытаюсь получить информацию или узнать, что она скажет. Меня не интересует её дерзкий рот или все способы, которыми я могу заставить её извиваться. Я просто хочу поговорить с девушкой под маской. С той, которая улыбается так широко, что это смягчает её глаза, и позволяет мне покрывать её кожу сонетами.

Её дыхание тяжелое.

— Я не расстроена тем, что убила их.

Разочарование оседает в моей груди, как валун, но оно кажется приглушенным и тусклым, его затмевает огонь, который загорается внутри меня всякий раз, когда я нахожусь в двух шагах от этой женщины.

— Я злюсь, что потеряла контроль, — продолжает она.

Моя хватка на её руках крепнет, и я знаю, знаю, что должен отстраниться. Что после того, как всё закончится, я буду часами ненавидеть себя за то, что влюбился в ту, кому должен был противостоять.

Но когда дело касается Эвелин Уэстерли, я — гребаный дурак.

Поэтому, вместо того чтобы уйти и отчитаться перед Сетом, я перемещаю наши переплетенные руки и обвиваю ими её середину, а затем убираю пальцы и провожу ими по передней части ее тела, опускаясь на колени.

— Тогда забери его обратно.

21. ЭВЕЛИН

Я знала, что он преследует меня.

И я знаю, что он лжет больше, чем позволяет увидеть. Так доверяю ли я ему? Абсолютно нет.

Но я не лгала, когда говорила, что расстроена тем, что потеряла контроль. После смерти Нессы я невероятно много работала над тем, чтобы сохранять самообладание, чтобы убедиться, что мои импульсивные проблемы под замком. Я так и не смогла овладеть этим при её жизни, и сделать это после смерти — один из способов, которым я пытаюсь почтить её память.

В последнее время у меня это плохо получается, что заставляет меня чувствовать, будто я проявляю неуважение к ней. Разочаровываю её, как и всех остальных.

Но есть ещё и он.

Этот мужчина. Этот совершенно незнакомый человек. И он стоит на коленях ради меня.

Я не питаю иллюзий, что ему легко отказаться от контроля. Вся причина, по которой мы вцепляемся друг другу в глотки, заключается в постоянной борьбе: я пытаюсь сохранить контроль, а он его отнимает. Но есть что-то ещё между яростью и враждебностью. Теплое и мягкое по краям, побуждающее меня погрузиться в то, что он даёт.