Он всегда боялся нашего босса, сколько бы раз я ни говорил ему, что Кэп только лает, но не кусается.
— Вудсворт
Голос Галена хрипловат, и я подмигиваю Сету, вставая и направляясь к его кабинету, с каждым шагом чувствуя жгучий взгляд Кэпа. Не секрет, что он ненавидит меня и хочет, чтобы я ушёл из его отдела, а затем и из его жизни. Но независимо от его личных эмоций, я живу и дышу этой работой, и я лучший в своем деле.
Опустившись в жёсткое серое кресло напротив его стола, я пробегаюсь глазами по обрамленным рамками портретам его жены и трех дочерей, и мой член дёргается, когда я замечаю ухмыляющуюся Саманту с идеальной оливковой кожей и худенькой рукой, приобнимающей плечо её младшей сестры.
Я солгал Сету. Я
Кэп прочищает горло, проходя мимо меня, сужает глаза и протягивает руку, чтобы перевернуть рамку с фотографией лицом вниз. У меня подтягивается губа, но я подавляю её, вместо этого напуская на себя вид скуки.
Он указывает на меня пальцем.
— Не смотри на неё, маленький засранец.
Усмехаясь, я поднимаю руки в знак капитуляции.
— Виноват, Кэп.
Он хмурится.
— Я твой начальник, а не гребаный капитан. И твои извинения ни хрена не значат.
— Ну, Вы капитан моего сердца, и я не буду счастлив, если Вы не счастлив, — я прижимаю руку к груди, ухмыляясь. — Да ладно. Я сказал, что мне жаль. Что еще я могу сделать?
Его темные глаза сужаются.
— Ты уже сделал
Я сажусь обратно на своё место.
— Ничего такого, о чём она не просила.
Резкий шлепок раздается по комнате, пальцы Кэпа напрягаются, вдавливаясь в стол.
— Ты уволен.
Пожимая плечами, я кладу руки на ручки кресла и поднимаюсь.
— Хорошо.
— Сядь. Блять, — он проводит рукой по своей лысой голове и делает глубокий вдох, садясь за свой стол. — Боже, я ненавижу твою задницу, — ворчит он.
Я вздергиваю бровь.
— Вам разрешено говорить такое подчиненному?
— У меня есть для тебя работа.
Теперь
— Ты когда-нибудь были в Кинлэнде?
Он швыряет бумажную папку, от удара её веса о стол у меня звенит в ушах, несколько черно-белых фотографий с камер наблюдения выскальзывают сбоку.
Я протягиваю руку и беру их.
— Да, несколько раз, — бесстрастно говорю я, не желая заострять внимание на том, как сжимаются мои внутренности, когда я думаю о двухчасовой поездке из Чикаго в Кинлэнд, в которую мама брала нас с сестрой. — Я не был там уже очень давно. С тех пор, как я был ребенком.
Мой голос немного ломается на последнем слове, дискомфорт обволакивает мою шею. Прочистив горло, я перелистываю фотографии. На одной из них люди разгружают ящики с полуприцепа. А на другой — пожилой мужчина с зачесанными назад седыми волосами и татуировками от пальцев до шеи, ухмыляющийся парню рядом с ним.
— Кто это?
—
Я качаю головой.
— Чистокровный ирландский американец с обычным списком преступлений. Провел восемь лет в тюрьме Гиликен, после чего был освобожден условно-досрочно за примерное поведение. В последние несколько лет он снова всплывает на поверхность. Кажется, этот парень
Я усмехаюсь.
— Исправившийся заключенный?
— Разве не все они такие? — Кэп вздыхает. — Они проводят операцию из Кинлэнда, наводняя улицы этим новым дерьмом.
У меня скручивает живот. Это «новое» дерьмо называется «Летучая обезьяна
Прищурив глаза, я присматриваюсь к фотографии двух мужчин.
— Это что…
— Да.
Выдохнув, я откидываюсь на стуле, узнавая ярко-рыжие волосы и крупное телосложение.
— Зик О'Коннор.
У меня сводит живот, когда я кладу фотографии обратно на его стол. Зик хорошо известен в наших кругах. Его отец, Джек О'Коннор, был печально известен в Чикаго как король ирландской мафии. Он был безжалостен. Но это было до того, как их власть была ликвидирована много лет назад, и Джек был убит в застенках, отбывая срок за свои многочисленные преступления.
— Так что же тогда… Вы хотите, чтобы я провел разведку?
Его глаза сужаются.