Жало белого города

– Это были ритуальные убийства. Не стоит искать какие-то совпадения. Я исследовал возможные связи между жертвами, и это отняло у меня драгоценное время, которое понадобилось бы для предотвращения других смертей, – последние два слова он произнес с таким видом, будто откусил лимон, чей сок разъедает ему рот. – Это были ритуальные убийства. Эгускилоры, древний яд, тела, ориентированные на северо-запад, как это делали язычники в древние времена…

Наконец-то мы приблизились к сути дела.

– Тебя потрясло, что убийца – твой брат-близнец?

Игнасио потер пальцами переносицу, словно у него разыгралась мигрень.

– Тасио прошел через темный период, когда готовил дипломную работу по своей теме. Занялся изучением событий в Сугаррамурди[22]. Вы слышали об аутодафе в Логроньо в 1610 году, когда одиннадцать жителей города обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению на костре? В те годы, когда Тасио учился в Наварре, он много общался с коллегой, не помню имени, но это был парень гораздо моложе его, отъявленный радикал, любитель всяких странностей. Язычество, оккультизм, синкретизм… все темные «измы», которые только приходят в голову. Они общались около четырех лет. Вначале эта дружба меня пугала, пока Тасио не рассказал, как они познакомились. – Он искоса посмотрел на нас, размышляя, рассказать нам еще что-нибудь, или достаточно.

Я посмотрел на него умоляющим взглядом. К счастью, он продолжил:

– Время от времени Тасио употреблял марихуану и прочие незаконные вещества. Мне это не нравилось, я всегда уважал общепринятые нормы, но никогда его не осуждал. Я предпочитал, чтобы он мне доверял и понимал, в какие ввязался неприятности. Как раз в то время ему захотелось поэкспериментировать; его приятель был дилером из тех, что продавали свой товар в барах Кутчи. Они отлично ладили, хотя парень был почти подросток, а Тасио уже окончил учебу.

Игнасио умолк. Казалось, ему непросто делиться своими воспоминаниями.

– Пожалуйста, продолжай, – попросил я, испугавшись, что он умолкнет. – Ты говорил про то, что его друг увлекался язычеством…

– Да, так оно и было. Как-то в один из выходных они отправились в пещеру Акеларренлесея, или, если угодно, Сонгинен Лесея. Пещера Шабаша, или Ведьмина пещера. Жители деревни так и не договорились между собой, как ее называть. Они собирались воспроизвести ритуал шабаша, основываясь на описаниях в текстах, которые изучали в университете, в основном – оригиналах свидетельств во время процессов XVI века. Принесли с собой все принадлежности языческого ритуала: напитки, натуральные краски для начертания символов… Были у них и эгускилоры. Эти растения пригодны не только для защиты: их корень, добавленный в дистиллированную воду, якобы обладает свойствами афродизиака… Они привезли с собой двух девушек, с которыми встречались в то время. В точности их планы мне неизвестны. Тот парень мне не нравился, он был экстремал и водился с людьми, которые… Вы меня понимаете. Из-за моей работы в полиции мы были естественными противниками. Не знаю, что произошло в пещере в тот день, знаю только, что все они принимали наркотики. Тасио вернулся удрученный, я бы даже сказал, испуганный. Зрачки расширены, мышцы напряжены, брадикардия и учащенное сердцебиение напоминавшее американские горки. Я не отходил от него целую неделю. Хотел допросить его приятеля, но Тасио мне не позволил. Он ничего не рассказывал, но там явно произошло что-то серьезное, поскольку больше с тех пор они не общались. Не знаю, ответил ли я на твой вопрос. Человек не желает видеть, что перед ним, пока это что-то не перейдет в наступление.

Настал черед более сложного вопроса.

– Как ты относишься к тому, что твой брат скоро выйдет из тюрьмы? За эти двадцать лет вы общались? Был какой-то контакт? – спросил я, хотя мне было сложно поддерживать нейтральный тон, произнося эти слова.

Игнасио отрицательно покачал головой и посмотрел на меня виновато, как провинившийся школьник.

– Я его сдал. Разве после такого можно продолжать общение?

Я молчал. Мне хотелось, чтобы он говорил дальше.

– Ты не понимаешь, – наконец продолжил Игнасио. – У меня было две жизни. Одна – жизнь брата-близнеца, неотделимого от своей второй половины. Другая – жизнь единственного сына. В тот день мы окончательно разделились.

«Отлично. Сейчас передо мной настоящий Игнасио, а не обертка, которую он желал нам предъявить», – подумал я.

– В ближайшее время он временно выйдет на свободу. Вы с ним увидитесь, возобновите общение?