Жалобная книга

– Все плохо? – спрашиваю. Не только из вежливости: Марина мне понравилась. Хорошо бы у нее все было в порядке. Был бы ангелом, с утра до ночи таких как она караулил бы.

– Да нет, не все, конечно. Алеша, думается мне, в полном порядке. По крайней мере, пока. А вот Маринушке светит Аркан «Башня». Нехорошо это. Не люблю я «Башню». Что-нибудь непременно медным тазом накроется…

– Ну, – говорю осторожно, – не всегда это плохо. Старое накрывается тазом, а потом в этом тазу вырастает новое. Прекрасное и удивительное, как анютины глазки… Как раз весна на носу.

– Это в теории, – снова вздыхает Варя. – Рождение нового – о да, на словах это звучит прекрасно. Заслушаешься. А на практике всякое рождение – это боль, мука, кровь и пот роженицы. Нам с вами, может быть, в охотку покряхтеть, а когда человеку за пятьдесят… Ну ее к чертям собачьим, эту «Башню»!.. Ладно, будем надеяться, просто табурет какой-нибудь сломается. Или кофеварка. Бывает и так. Неприятные пустяки вообще случаются куда чаще, чем глобальные катастрофы.

– Потому и живы мы все до сих пор, – киваю.

Марина выходит к нам в шубе, голова закутана какой-то сногсшибательной индейской шалью. Стучит каблучками, победительно размахивает сумочкой.

– Дозвонилась я до этого засранца! – объявляет. – Варенька, ты была права, как всегда. Говорит, за город ездил, на переговоры, а там Билайн не берет. Сердится, что я волнуюсь. Говорит: «Мама, я у нас бессмертный, как Маклауд». Ну, ты же знаешь Алешу… В общем, я пошла, а ты, пожалуйста постарайся что-нибудь уронить и сломать. Чтобы покончить с этой ужасной «Башней», раз и навсегда.

– Попробую, – вздыхает Варя. – Но лучше ты сама что-то сломай. «Башня» все же твоя, а не моя.

– А имущество тут мое, – упрямится Марина. – Так что все в порядке.

На прощание мне достается нежный, почти влюбленный взгляд и приглашение заходить почаще.

Пожалуй.

Куда я от Шипе-Тотека денусь?

Мы с Варей остаемся вдвоем. Она запирает дверь, гасит свет, оставляет только одну лампу, над барной стойкой.

– Чтобы не ломились, – объясняет. – Табличку «Закрыто» почему-то никто никогда не видит, хоть метровыми буквами пиши… Идите сюда, здесь уютно.

Правда уютно.

Но Варя вертит в руках колоду, недовольно хмурится.

– Что-то не так? – спрашиваю.

– Что-то не так, – соглашается. – Не пойму, что именно. Другую колоду, что ли, взять? Или уйти в комнату? Что-то мне тут не сидится.

– Как скажете, – я с готовностью поднимаюсь.

– Пожалуй, пойдем отсюда, – решает она. – А то свет с улицы видно. И вообще…

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, открывает дверь, ведущую в служебные помещения. Включает свет в коротком пустом коридоре. Берет под мышку пакет сока и бутылку минеральной воды. Гасит лампу над стойкой.

– Идемте.

Отпирает угрожающего вида железную дверь в конце коридора. За дверью обнаруживается крошечная комнатка без окон. Зато с кондиционером, шумным, но работящим. Так пашет, мерзавец, что я, пожалуй, даже куртку снимать не стану: холодно тут.

Деревянный пол, белые стены, в дальнем углу – полупустой стеллаж и собранный футон, накрытый черным пледом. В центре комнаты небольшой круглый стол и два кожаных кресла.

– Вот такой вот рабочий кабинет, – вздыхает Варя. – Но лучше, чем ничего. Гораздо лучше.

– Отличный кабинет, – говорю. – Здесь не только работать, здесь жить можно. Сам бы жил.

– А я и живу, – она пожимает плечами. – Незаметно, да? Просто одежда у меня в кладовой хранится. Чтобы клиентов колготками не распугать.

– Известное дело, – улыбаюсь невольно, – нет зверя страшнее, чем колготки.

Варя тоже улыбается. Напряжение, возникшее было после ухода Марины, кажется, рассеивается. Ну, будем надеяться. По крайней мере, она меня не боится. Вон, в комнату свою привела. Высшая степень доверия – по моим меркам. Ее мерок я пока не знаю. Но втайне предполагаю, что приглашение в кабинет – добрый знак.

Прежде, чем усесться в кресло, подхожу к стеллажу. Такая уж у меня манера знакомиться, с давних времен. Если есть возможность осмотреть чужой книжный шкаф, непременно это делаю. И в глубине души по-прежнему полагаю, что это и есть наилучший способ узнать человека. Глупо, конечно – при моих-то нынешних возможностях. Да и вообще глупо. Мало ли, кто что читает. Но вот, живучая оказалась привычка. Куда более живучая, чем прочие.

Книг на стеллаже совсем мало; добрая половина – на немецком языке. На русском лишь толстенный том Юнга, Тибетская Книга Мертвых, два разных издания Книги Перемен, очень старый, потрепанный скорее временем, чем небрежными читателями сборник персидских сказок, «Книга Тота» Кроули[4] да полное собрание Туве Янсон. Интересный набор. Есть о чем поразмыслить на досуге. Ну, Кроули и (возможно) Юнг – это у нас, надо понимать, методическая литература, профессиональная необходимость. Но все равно, интересный набор. Да еще и немецкие книги…

– Я вообще-то переводами зарабатываю, – говорит Варя. – Технические лучше оплачиваются, но я стараюсь только за беллетристику браться. Люблю я это дело. Вот погадаю вам сейчас и засяду Штрауха переводить…

– Кого?!