Жалобная книга

– А что нужно сделать, чтобы этот прекрасный момент наступил «рано», а не «поздно»? – спрашиваю. – Хорошо бы так!

– Ничего делать не нужно. Просто подождать, когда все уладится само собой. Все люди разные, у каждого свой темп.

– А у тебя как было?

– У меня было феерически, – смеется. – Все не как у людей. Поначалу почему-то «кино смотрел», как опытный накх, не забывал о себе ни на секунду. Михаэль надивиться не мог на такое чудо природы. Зато неделю спустя, когда я уже благополучно присвоил чуть ли не сотню чужих судеб, меня вдруг переклинило. После всякого сеанса подолгу путался в воспоминаниях: где мои, где чужие? Порывался звонить каким-то, якобы любимым – добро бы только девушкам, но ведь и мальчикам тоже, – навещать чужих мам, писать письма невесть чьим приятелям… Михаэль, бедняга, едва успевал пресекать мою активность. Вот уж кто никогда меня не забудет! Развлек я его знатно. Но потом все как-то само собой утряслось. Надо было просто подождать, оказывается.

– А где гарантия, что это снова не начнется? – спрашиваю.

– Гарантия? – ухмыляется. – А ты не замечала, что в жизни человеческой вообще нет места гарантиям? Было бы странно, если бы они были в нашем деле – в качестве исключения. С какой стати?

Крыть нечем. Пойду, что ли, действительно одеваться, ежели так. Чего тянуть?

– Может быть, на кафе хочешь взглянуть? – спрашивает он, пока греется машина. – Можем мимо проехать, поглядеть, как там дела…

О чем это он?

– На какое ка?.. – и умолкаю, не договорив, потрясенная.

Забыла ведь о вчерашнем происшествии. О Маринушкином кафе, о своей возлюбленной куртке, погребенной под гипотетическими руинами, вообще обо всем забыла напрочь. Хотя, казалось бы, о чем теперь всю жизнь помнить, как не об этом чрезвычайном происшествии?

– Боже, – вздыхаю. – Я ведь даже не поняла сначала. А ведь какое приключение было у нас с этим кафе. И как ревела вчера, помнишь?

– Я-то помню, – улыбается. – В отличие от некоторых… Не бери в голову. По твоим ощущениям, это все было лет пять назад, верно?

– Ну да. До моего счастливого сожительства с Валентином Евгеньевичем.

– Именно. Ну что, хочешь поглядеть на руины при свете дня?

Ну да, пожалуй. Не то чтобы хочу, но взглянуть не помешает. Надо же знать, как обстоят мои собственные дела.

Киваю и пожимаю плечами одновременно.

– Это всегда бывает, – мягко говорит человек, которого я все никак не привыкну называть «Максимом», хотя бы про себя. – Собственная жизнь очень быстро становится столь малозначительной и неинтересной, так что приходится силком заставлять себя делать какие-то обязательные вещи. Деньги на прокорм зарабатывать, за квартиру платить… Очень трудно поверить, будто все это по-прежнему необходимо.

– Ой, – спохватываюсь. – Кстати о прокорме. Мне же перевод заканчивать нужно. Кровь из носа, умри, но сделай. Иначе не видать мне потом халтур, как собственных ушей. Наташка такие вещи только бывшему мужу прощает, да и то до поры, до времени.

– Ну вот, и работай. Кто ж тебе не дает? Весь сегодняшний вечер и грядущие дни в твоем распоряжении. Компьютер-то у тебя свой? Тогда вообще нет проблем. У меня тоже дела поднакопились, так что я тебе мешать не буду. Разве что сопеть озабоченно. Но не очень громко.

– Это как раз ничего. Хоть электродрелью орудуй, я еще и не к такому привыкла. Лишь бы голова служить не отказалась. Все же без нее сложно работать.

– Не откажется. Ты еще удивишься, когда поймешь, насколько все стало проще. Именно потому, кстати, что больше не имеет значения, не является чем-то «важным». Но это отдельная тема. Потом как-нибудь.

Слово «потом» в его устах звучит чрезвычайно соблазнительно. Понятно почему. Как бы там ни было, а не все аспекты собственной жизни кажутся мне «малозначительными» и «неинтересными». Ох, не все…

Ну, поглядим, как оно дальше пойдет. Но мне почему-то заранее кажется, что невзначай оброненное обещание рыжего Иерофанта оставаться рядом со мной, еще долго будет кружить мне голову. Потому что таких идиоток, как я, еще поискать.

Мы, между тем, трогаемся с места. Дворники с визгом елозят по стеклу, рыхлые комья снега разлетаются в стороны, из-под колес с хлюпом и чавком летит грязища. Какая ни есть, а все же весна. Ну, почти. Февраль не то на исходе, не то уже изошел; мне бы на календарь, что ли, взглянуть, для обретения хоть какого-то равновесия…

– Сегодня, – спрашиваю, – зима или весна? Какое число?

Рыжий достает из-за пазухи телефон, глядит на него с умным видом. Там, надо понимать, все про времена года написано. И еще таблица умножения в придачу, как же, как же.

– Первое марта, – объявляет. – Значит, весна.

Смотри-ка, а ведь действительно число написано на пузе у этой буржуйской игрушки. И время. Зашибись. Я обескуражена чудом техники, но виду не подаю.

– Ага. У них это называется весна, – ворчу. – Глотать чернил и какать…

Мой спутник начинает ржать; телефон, дабы продемонстрировать лояльность хозяину, тут же принимается трезвонить. Имитирует, что ли, веселье?