Он обводит взглядом гостиную. Воспоминания сменяют друг друга: «В этом низком кресле сидела бабушка… Однажды вечером… Теперь она умерла! Скоро я буду говорить: «Отец
Как мог он забыть о присутствии Сесили – этого нежного, близкого ему существа… Мысль о том, что она полагается на него, сразу подбадривает его. Он целует ее влажную, беззащитную и послушную руку, которую держит в своей руке. Целует несколько раз… сначала благоговейно, сдержанно; затем со все возрастающим волнением, в порыве неодолимой силы, в котором раскрывается его сердце.
Сесиль запрокидывает голову. Замирая от восторга, припадает к плечу Жана.
Он нежно целует ее закрытые глаза… долго, долго…
Слышатся шаги, стук двери.
Сесиль открывает глаза, отодвигается.
Г-жа Пасклен
Комната доктора.
Госпожа Пасклен осторожно открывает дверь и неслышно уходит.
На пороге Жан задерживается: несколько мгновений борется с жестокой тревогой.
Он входит один.
И тотчас же – чувство облегчения: его встречает улыбка отца. Больной полулежит на подушках, вытянув руки. Он не очень изменился. Учащенно дышит. Смотрит, как Жан подходит, и снова улыбается сыну.
Доктор
Протягивает сыну руку. Жан, который наклонился было, чтобы поцеловать отца, протягивает свою. Больной завладевает ею, смертельная тоска искажает его черты, и он с неожиданной силой привлекает сына к себе и сжимает его в объятиях.
Он держит в ладонях лицо Жана, лицо мужчины, но видит его таким, каким оно было когда-то, в далеком детстве. Судорожно гладит лицо сына, прижимает к своим потрескавшимся губам, к жесткой щетине, покрывающей щеки.
Делает Жану знак не двигаться, никого не звать; это пройдет… Лежит недвижно, закинув голову; веки опущены, рот полуоткрыт, кулаки сжаты: он силится побороть сердцебиение.
Жан, выпрямившись, стоит у постели, пристально смотрит на отца. Удивление, желание понять обостряют его горе:
«Что его так изменило? Худоба? Нет, что-то другое… Что же?»
Скулы больного слегка розовеют; он открывает глаза. Видит Жана: лоб старика собирается в морщины, рот кривится. Затем лицо его смягчается, он тихо всхлипывает.
Мальчик мой, мальчик…
Эти слезы, это жалобное бормотание наполняют Жана чувством неизъяснимой неловкости. Неужели это его отец?
Проходит несколько минут.
И тут Жан чувствует, что горе его куда-то отодвинулось: жизнь сильнее смерти. Против воли, у постели умирающего, он вдруг вспоминает о Сесили, о том, как встретились их взгляды, когда он вошел. Желание овладевает им, властное, но еще свободное от вожделения; это скорее порыв к слиянию душ, к полному взаимопониманию… И все же губы его хранят теплоту ее бархатистых век! Внезапно жажда жизни переполняет его и рождает протест против картины смерти, омрачающей его мечты… Затем он сразу приходит в себя, и краска стыда заливает его щеки!
Доктор вытирает мокрое от слез лицо; его доверчивый и ласковый взгляд устремлен на Жана.
Доктор. Скажи… Они тебя вызвали, не правда ли?… Да, да, я знаю… Кто? Врач?… Нет?… Крестная?
Жан уклончиво качает головой.
Повинуясь волнению или какому-то не осознанному им самим чувству, Жан наклоняется к руке, бессильно лежащей на постели, и целует ее.
Доктор высвобождает руку, чтобы приподняться на локтях; лицо его озабочено: он хочет сказать что-то важное, чего нельзя откладывать…
Я ждал тебя. Выслушай меня, мой мальчик… Я оставляю тебе не очень много…
Жан сначала не понимает. Затем резко выпрямляется.
Больной знаком показывает, что он устал и что его не надо прерывать.
Жан вздрагивает. Отец смотрит на него с нежной улыбкой.