Питер размышлял несколько секунд, глядя на Гледис и гладя ее руку, лежащую в его руке. Потом, повернувшись к ней, он спросил:
— А вы не вспомнили больше никаких деталей, которые могли бы иметь отношение к этому делу?
Она томно взглянула на Питера и покачала красивой головой:
— Нет. Я много раздумывала над этим, но я абсолютно ничего не могла вспомнить из того, что могло бы иметь хоть малейшее отношение к этому делу и быть хоть в малейшей степени вам интересно…
Питер больше не настаивал. Гледис была очень красивой, очень пикантной, как раз такой, какая могла бы заставить даже его забыть о делах на этот вечер. Он сразу же стал настойчиво ухаживать за ней, что и ее не оставило равнодушной. Не переставая флиртовать, они закончили свой ужин около одиннадцати часов.
Внезапно Питер решил, что теперь настало время сыграть большую игру и, прежде чем спросить ее, обнял молодую женщину за талию.
— Не кажется ли вам, что теперь мы можем уже уйти?
В темных глазах Гледис появилось выражение лукавства. Она нагнулась к Питеру, давая ему возможность увидеть ее великолепную грудь в глубоком вырезе платья, и спросила, почти не шевеля губами:
— Чтобы пойти куда?
Он придвинулся к ней совсем близко и шепнул ей на ухо:
— Например, ко мне, выпить последний бокал…
Она отстранила свое лицо, чтобы прямо посмотреть на него, и, вдруг покраснев, продолжила свой вопрос:
— А… после последнего бокала?
Он дотронулся рукой до ее бедра и ответил совсем безразличным тоном:
— Потом мы увидим…
Она на мгновение опустила свои тяжелые веки под его возбужденным взглядом и прошептала дрожащим голосом:
— Решено, Питер. Мы отправимся сейчас к вам, а потом — «посмотрим».
Он отнял руку от ее бедра, чтобы отодвинуть стулья, и в этот момент к нему быстрыми шагами подошел метрдотель.
— МистерЛарм?
— Да, — ответил Питер.
— Вас срочно просят к телефону.
Луч надежды промелькнул в глазах детектива. Он извинился перед Гледис и последовал за метрдотелем.
То была Флосси, обезумевшая и говорившая, как ненормальная.
— Это вы, патрон? Поскорее приезжайте в контору. Сейчас туда придет миссис Мак-Линен. Полчаса тому назад был убит Грегори Мак-Линен!
Питер переменился в лице. Он крепко выругался и ответил Флосси:
— Бегу! Вы там будете?
Она тотчас же ответила:
— Я немедленно иду туда.
Питер быстро вернулся в зал и нашел Гледис уже одетой в пальто. По выражению его лица она сразу же поняла, что что-то случилось. Он обнял ее за плечи:
— Я очень огорчен, Гледис, но я вынужден немедленно покинуть вас и вернуться к себе в контору. Очень срочное дело. Вы хотите, чтобы мы увиделись завтра?
Красивое лицо молодой женщины выразило неудовольствие, и она капризным тоном спросила:
— А это действительно так срочно?
Он сразу же взял ее под руку, увлекая к выходу:
— Да, — уверял он. — Произошло убийство.
Он попросил швейцара позвать такси и посадил Гледис в него.
— Позвоните мне завтра утром в девять часов в мою контору. Я постараюсь освободиться, чтобы позавтракать с вами.
Он захлопнул за ней дверцу и подождал, пока такси не уехало, потом быстро направился к своей машине.
Через щель неплотно закрытой двери пробивался свет. Питер быстро вошел в комнату и оказался перед Флосси, лицо которой потеряло свойственное ему обычно выражение лукавства и задора. На одном дыхании молодая женщина выпалила:
— Она здесь…
Питер прошел в свой кабинет. Сидя в кресле, нервно теребя носовой платок, миссис Мак-Линен не обратила внимание на его приход. Ее лицо было восковой бледности, обведенные черными кругами глаза были полны отчаяния, слезы текли по щекам.
Ошеломленный ее видом, Питер сел за письменный стол и проговорил, откашлявшись:
— Вся моя симпатия и сострадание на вашей стороне, миссис Мак-Линен. Вы можете мне рассказать, как все это произошло?
Она внезапно разразилась рыданиями, и Питер отвел свой взгляд. Через некоторое время, вытерев свои покрасневшие глаза, миссис Мак-Линен начала дрожащим голосом:
— Я поехала за сыном в полицию, к сержанту Билу Хастену. Мы вместе вышли оттуда и пообедали в маленьком ресторанчике на Шестой авеню. Потом Грегори сказал мне о своем нежелании провести эту первую ночь у себя дома, и я тотчас же предложила ему переехать на некоторое время в комнату, которую он занимал раньше в моей квартире.
После обеда, около половины десятого, мы вместе отправились к нему, чтобы взять кое-что из белья. Мы, вероятно, пришли туда где-то около десяти, без четверти или без десяти минут десять. Оказавшись в квартире, в которой он, безусловно, провел немало счастливых минут со своей подругой, на него вдруг напало отчаяние, и он чуть ли не плакал. Потом, немного придя в себя, он стал складывать свой чемодан. Я, будучи очень усталой, прилегла на диван. Переживания многих дней его заключения совсем вывели меня из равновесия и обессилили меня. — Она слегка всхлипнула, проглотила слезы и продолжала: — Грегори уже закрывал чемодан, когда кто-то позвонил в дверь. Мой сын выпрямился, побледнев, а я приподнялась на диване, собираясь пойти открыть дверь. Но Грегори помешал мне сделать это и вышел из комнаты, направляясь к входной двери.