Читаем Жан-Кристоф (том 4) полностью

Наступило молчание. Грация не спеша, с доброй улыбкой, осмотрелась. Она тоже была несколько смущена, хотя и пыталась скрыть это. (Впоследствии она рассказала ему, что еще девочкой вздумала как-то пойти к нему, но, дойдя до самой двери, побоялась позвонить.) Ее поразил унылый и неуютный вид квартиры: узкая и темная передняя, полное отсутствие комфорта, бросающаяся в глаза бедность обстановки; у нее сжалось сердце; она преисполнилась нежности и сострадания к своему старому другу, который, несмотря на огромную работу, пережив столько невзгод и достигнув известности, не был избавлен от материальных забот. И в то же время ее забавляло полное пренебрежение Кристофа к уюту, которое обнаружила эта пустая комната: ни ковра, ни картины, ни одной безделушки, ни кресла - никакой мебели, кроме стола, трех жестких стульев и рояля, зато везде вперемежку с книгами валялись листы рукописи - на столе, под столом, на паркете, на стульях (она улыбнулась, видя, как честно он сдержал данное слово).

Несколько мгновений спустя Грация спросила у Кристофа:

- Вы здесь работаете? (Она указала на то место, где сидела.)

- Нет, - сказал он, - там.

Он ткнул пальцем в самый темный угол комнаты, где стоял низкий стул, повернутый спиной к свету. Не говоря ни слова, она направилась туда и со свойственной ей грацией опустилась на стул. Несколько минут они молчали, не зная, что сказать. Кристоф поднялся и подошел к роялю. Он играл, импровизировал в течение получаса; он чувствовал присутствие подруги, и безграничное счастье переполняло его сердце; закрыв глаза, он играл чудесные вещи, и тут она постигла красоту этой комнаты, окутанной божественной гармонией; она слушала голос любящего и страдающего сердца, и ей казалось, что оно бьется в ее собственной груди.

Когда оборвались последние созвучия, он с минуту еще сидел неподвижно у рояля; затем обернулся, услышав дыхание подруги, - она плакала. Грация встала и подошла к нему.

- Благодарю, - прошептала она, взяв его за руку.

Ее губы слегка дрожали. Она закрыла глаза. Он сделал то же. Несколько секунд они стояли, держась за руки, и время для них остановилось...

Она открыла глаза и, чтобы избавиться от смущения, попросила:

- Не покажете ли вы мне другую комнату?

Обрадованный возможностью скрыть свое волнение, он распахнул дверь в соседнюю комнату и тотчас же устыдился Там стояла узкая и жесткая железная кровать.

(Позже, когда он сказал Грации, что никогда не вводил любовниц в свой дом, она насмешливо заметила:

- Нисколько не сомневаюсь; для этого нужно быть очень храброй женщиной.

- Почему?

- Чтобы спать на вашей кровати.)

В комнате стоял деревенский комод, на стене висела маска Бетховена, а над кроватью в дешевеньких рамках - фотографии матери Кристофа и его друга Оливье. На комоде стояла карточка Грации, когда ей было пятнадцать лет. Он увидел ее в Риме и вытащил из альбома. Он признался ей в этом и попросил прощения. Взглянув на фотографию, она спросила:

- Вы меня узнаете здесь?

- Узнаю и помню такой.

- Которую же из двух вы любите больше?

- Вы всегда одна и та же. Я вас всегда люблю одинаково. Я узнаю вас везде. Даже на тех карточках, где вы совсем маленькая. Вы не представляете себе, какое я испытываю волнение, когда вижу в этой оболочке всю вашу душу. Это лучшее доказательство того, что вы вечны. Я любил вас еще до вашего рождения и буду любить после...

Он умолк. Глубоко взволнованная, она ничего не ответила. Когда они вернулись в рабочую комнату и он показал ей своего друга - растущее перед окном деревцо, на котором чирикали воробьи, - она сказала:

- А теперь знаете, что мы сделаем? Слегка закусим. Я принесла чай и пирожные, - я была уверена, что у вас ничего нет. Я принесла еще кое-что. Дайте-ка мне ваше пальто.

- Мое пальто?

- Да, да, давайте.

Она достала из сумочки иголку и нитки.

- Что вы собираетесь делать?

- Как-то я заметила там две пуговицы, судьба которых беспокоит меня. Где они теперь?

- Верно, я еще не собрался их пришить. Это так скучно!

- Бедный мальчик! Давайте пальто!

- Мне стыдно.

- Ступайте приготовьте чай.

Чтобы ни на минуту не разлучаться со своей подругой, он принес в комнату маленький чайник и спиртовку. Она шила, искоса насмешливо наблюдая за его неловкими движениями. Они осторожно пили чай из чашек с отбитыми краями; она называла, их ужасными, а он с жаром защищал их, потому что они напоминали ему о совместной жизни с Оливье.

Когда она собралась уходить, он спросил:

- Вы не сердитесь на меня?

- За что?

- За беспорядок.

Она рассмеялась.

- Я наведу порядок.

Когда она, уже стоя на пороге, собиралась распахнуть дверь, он опустился перед ней на колени и поцеловал ее ноги.

- Что вы делаете? - воскликнула она. - Безумец, милый безумец! До свиданья!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза