Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк

Так же, как они скандировали «Это Париж!», аплодируя Мистингетт[175] в «Фоли-Бержер», зрители восклицали «Это Готье!», приветствуя его парфюмы в тельняшках и панк-валькирий. Связь была установлена. Мальчишка из предместья стал главным знатоком столицы. Его следы остались на исторических улицах квартала Марэ, его печаль о прошлом нежно охватила три любимых крытых галереи Поля Леотара: пассаж «Жуффруа», пассаж на авеню Опера и «Пассаж Вердо», где бьет ароматный родник винтажного одеколона. С тех пор как Жан-Поль покинул скучную квартирку своей семьи в Аркёй и поселился с Франсисом на улице Франциска I, прошло уже много времени. «Мне было двадцать три года, – вспоминает он. – Это было наше первое “свое жилье”. С тех пор мы много раз переезжали: улица Шатодон, улица Агриппы д’Обинье и улица Фонтэн».

Он был любителем пеших прогулок и обожал правый берег Сены, часами бродил по рынкам, а в 1986 году его очаровала галерея «Вивьен». Он мечтал о здании старого кукольного театра: Жан-Поль хотел переделать его в своем причудливом стиле и разместить в нем ателье. Там была монументальная лестница эпохи Великого века[176], и одно это делало здание исторической ценностью. Напольные фрески в осовремененном помпейском стиле и примерочные, которые выглядели как античные уборные, сделали бутик на улице Вивьен местом, которое гиды всегда рекомендовали туристам наряду с Национальной библиотекой. Надо сказать, что именно благодаря модельеру Готье чудесное здание, прежде всеми забытое и прятавшееся за площадью Виктуар, снова открылось миру.

Париж-Гаврош, Париж-негодник: около пятнадцати коллекций посвящено этому городу. Готье с карандашом в руке пробирался в самое нутро Парижа, изучал прохожих в районе Менилмуш, женщин на площади Пигаль, туристов, поднимавшихся на холм Монмартр, нарядных девчонок с бульвара Вольтер. Он бродил по городским ярмаркам с пушистой сладкой ватой в руке. Бодлер в Париже тосковал, а он наслаждался опьяняющими прогулками, дарившими ему множество смешных и ярких впечатлений. Готье скупал китчевые почтовые открытки и сувениры для туристов, он обувал своих моделей в туфли с каблуками, похожими на перевернутую Эйфелеву башню, надевал им на голову шляпки из рафии и забавлялся игрой с разными банальностями и клише. В голове у него вертелись кадры из «Набережной туманов», «Детей райка», «Странной драмы»[177]… Легендарные реплики Мишель Морган, Жана Габена, Луи Жуве впоследствии вошли в музыкальное сопровождение показа коллекции «Консьержка».

На эскизах «Французского канкана» в 1990 году вновь появляются улыбающиеся женщины в беретках и с макияжем гейши. Эти образы идеально имитируют картины Тулуз-Лотрека и афиши «Мулен-Руж». Когда танцовщицы задирают ножку вверх, на подиум обрушивается лавина из кружев и тюля. Но белые юбки превратились в страусиные перья ярко-зеленого цвета, а подвязки – в облегающие флуоресцентные трико. Париж был его «синим миром Кляйна». Карандаш вновь и вновь касался бумаги, и на ней появлялся силуэт типичной парижанки, не похожей ни на кого, неповторимой и оригинальной.

Посмотрим на названия коллекций: «Парижанка панк» (1997), «Парижская элегантность» (от-кутюр, осень – зима 1998/1999), «Парижанки» (2000), «Париж и его музы» (2001), «Паригот, Парижская девчонка» (2002), «Парижские цыганки» (2005). В 1998 году он переосмыслил образ Марии Антуанетты, королевы стиля дореволюционных времен, исправил стиль Одетты де Креси[178] – платье в форме песочных часов цвета увядшей розы, украшенное японскими драконами, и веера из белых кружев, похожие на огромные орхидеи. Костюмы с широкими блузами, как у Браммела, английского денди, возвестили возвращение имперского стиля. А нео-Барбары[179] с орлиным профилем демонстрировали строгие брючные костюмы из твида и норковые пелерины, надетые на медицинский бандаж! Жан-Поль нарушал хронологическое правдоподобие, он смешивал стили и образы, мог охватить в одной коллекции три века и десять разных тем, в то время как его собратья с трудом находили даже одну оригинальную идею на сезон. Такая плодотворная работа вызывала восхищение. Иногда это даже пугало его сотрудников, которые не могли за ним угнаться и терялись в лабиринте его бесконечных новшеств и находок. Фаиза боялась этих его озарений. «Он иногда мне звонил с другого конца света, – рассказывает она. – Говорил: ‘Знаешь, мне пришла в голову одна штука” – и пускался в описания деталей наряда, о котором я не имела ни малейшего представления». – «Понимаешь, в чем штука?» – спрашивал он в конце. Нет, Фаиза не понимала. Она предлагала ему послать ей факс, чего он никогда конечно же не делал. Жан-Поля порядком раздражали современные средства связи! Катрин Лардер, его добрая фея, некоторое время работала в доме моделей. «Можно даже сказать, что он разбрасывался идеями, – говорит она. – Он работал во множестве направлений одновременно, делал слишком много эскизов на разнообразнейшие темы, исследовал сотни вариантов. Иногда хотелось сказать ему, чтобы он снизил выработку».