Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк

И вдруг разразился кризис. Вначале личный. Поскольку до этого ему все удавалось, никто сразу не заметил, как wonderboy[197] ушел в тень. «Это были годы, когда он снова искал себя, – говорит Айтиз. – Он изменил стиль, стал задумчивым, нервным, замкнулся в себе. Вновь вернулась прежняя робость. Он ужасно страдал от отсутствия Франсиса». Своенравный чудной Франсис, умевший и знавший все, влюбленный управляющий… Жан-Полю жестоко не хватало этого странного Томаса Крауна, в любой момент готового войти в образ молодого энергичного работника и отправиться в банк просить денег для развития общества. «Я не знаю, как ему это удавалось, но деньги всегда давали, – рассказывает восхищенная Анна. – Он возвращался из своих загадочных походов, светясь хитрой улыбкой человека, который выиграл по-крупному!» Жан-Поль умолял кузину Эвелин приехать к нему и работать вместе с ним. Она развелась со своим сомнительным мачо, жила одна и поэтому все-таки согласилась погрузиться в растленный мир моды.

Ему требовалась любовь, нежность, Готье, как и все, кто погружается в отчаяние, стал повторять, что ничего больше не хочет и собирается все остановить. Что может получиться без Франсиса? «Я так мечтал об этой работе, и он был моей опорой, поддержкой, моим двигателем, – рассказывает Жан-Поль. – Это была мечта на двоих. Только он мог мне сказать: “Эта курточка никакущая, ты что-то потерялся”. Только он критиковал меня. Он имел вкус. Конечно, у него бывали нехорошие моменты, когда он впадал в ярость, но уже через минуту мы покатывались со смеху. Даже когда ругался, он все говорил правильно и так справедливо! В нашей паре он был интеллектуалом, он все анализировал, обдумывал, делал разумные выводы, формулировал цели, я этого совершенно не умел. Я скорее эдакий импрессионист, ориентируюсь в основном на субъективные ощущения. Мы дополняли друг друга. Он умел быть взрослее меня, проще и спокойнее. И его все интересовало, захватывало: политика, образование, романы, электроника. Я компьютером даже пользоваться толком не умел, а Франсис его разбирал, что-то там монтировал, разве что не заставлял компьютер говорить! Я восхищался его умом!»

Сотню раз он хотел отойти от дел, несмотря на вселенское увлечение Мадонной, все нараставшую популярность своей марки и триумфальный успех изобретенных им парфюмов. На программке показа, посвященного уходу любимого человека, он написал: «Один плюс один равно один». Жалобная эпитафия, последнее любовное письмо… И все-таки он не останавливался, талант его все оттачивался. В эти годы его внимательный взгляд выхватывал из жизни всё новые образы: татуировки, пирсинг, возрождение панковского движения… Как всегда, он обгонял свое время, настоящий Спиди Гонзалес[198], гениально улавливающий тенденции! Он держал восьмидесятые годы в заложниках, а девяностые отплатили ему за это слезами. Вокруг шла настоящая война. Голливуд одну за другой предавал забвению своих звезд – Грету Гарбо, Аву Гарднер, Риту Хейворт, Марлен Дитрих, Одри Хепберн, Джин Келли. Новых богинь звали Шэрон Стоун («Основной инстинкт» провозгласил воцарение стиля «порношик») и Селин Дион (звонкоголосая канадка составила конкуренцию самой Мадонне). Умерла Маргерит Дюрас, а вскоре за ней последовал и ее друг Франсуа Миттеран. Джанни Версаче был убит в своем «дворце» в Майами. Открывалась новая страница. В Каннах наделали шуму фильмы «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино и «Андеграунд» Эмира Кустурицы, став манифестами нового времени. Для того чтобы выжить, Жан-Поль естественным образом делал то, что делают все единственные дети своих родителей, когда становятся сиротами или вдовцами: он искал семью, пытался создать иллюзию родственных связей – ему это было необходимо, чтобы хоть как-то восполнить потерю.

На материнскую роль лучше всего подходила Доминик Эмшвиллер, второй человек в компании «Готье». Каждый вечер она «пеленала» свое чудо – окружала его заботой, избавляла от всех административных забот. Неотразимый Танел, модель и соратник, доверенное лицо и веселый приятель, и Дональд, с которым все начиналось в Аркёй, занимали положение братьев. Старшими сестрами по умолчанию были Айтиз, Анна и Фредерик – всегда готовые утереть слезы, устроить обед, помогать во время примерок. Важное, «эдипово», место отца пустовало. Карден был всего лишь дружелюбным учителем – а кто еще мог претендовать на эту роль?

Но вот на улице Фобур-Сент-Оноре появился ангел-хранитель. Жан-Луи Дюма, предприимчивый человек шестидесяти лет, возглавлявший перешедший ему по наследству дом моды, образец традиционной роскоши, любитель лошадей и шикарной жизни, втайне наблюдал – кто бы мог в это поверить! – за тернистым путем харизматичного оригинала. Жан-Поль Готье вскоре стал… приемным сыном «Эрмес».