Жан Жорес

Ну а как обстояло дело с политикой? Ведь наш герой рос и развивался в столице самой политической страны мира, где, не затихая, кипела бурная общественная жизнь. Тем более что в годы возмужания Жореса Франция переживала один из критических периодов своей истории, когда решался вопрос о том, будет ли страна, где за восемьдесят лет свергли четыре монархии, республикой или в ней опять воцарится божьей милостью король или император. После того как Парижская коммуна была потоплена в крови, начинается смутное время, когда на французский трон претендовало сразу три монархии: Бурбонов, Орлеанов, Бонапартов. Только в 1875 году наконец принимается решение об установлении республиканского строя (большинством в один голос!). Но и после страна еще несколько раз была на грани монархической реставрации. С 1873 по 1879 год Францией правил в качестве президента республики ярый монархист Мак-Магон, этот, по словам Энгельса, «величайший осел Франции». Франция потешалась над глупостью маршала, олицетворявшего все самое косное, реакционное и нелепое в истории страны. Когда Мак-Магону, показывая паровую машину, сообщили, что она имеет мощность в двести лошадиных сил, он потребовал проводить его на конюшню, чтобы самому убедиться в этом.

Только после выборов 1876 года, когда республиканцы победили и потребовали от Мак-Магона подчиниться или удалиться, он вынужден был подать в отставку. Но хотя буржуазия теперь в большинстве стала республиканская, ее прогрессивная роль после Коммуны была уже делом прошлого. Даже сравнительно левые буржуазные лидеры вроде Гамбетты превращались в политиканов, умело эксплуатирующих республиканские чувства. На арену политической жизни Третьей республики, родившейся в 1875 году, выступал рабочий класс, хотя он еще и не оправился от трагического поражения 1871 года. Монархисты разных направлений, буржуазные республиканцы всех оттенков, возникающие новые социалистические течения, сталкиваясь и вступая друг с другом в ожесточенные схватки, превращают политическую жизнь Франции в сложный и пестрый калейдоскоп. Но, как это ни странно, в юношеские годы Жорес ничем не проявлял интереса к общественной жизни, хотя, несомненно, он уже тогда явно симпатизировал республике. Человек, рожденный для политики, не обнаруживал своих политических склонностей. Да и были ли они? Некоторые эпизоды этих дней жизни молодого Жореса заслуживают внимания большего, чем это покажется на первый взгляд…

Успех на общем конкурсе открыл перед Жаном путь в Высшую нормальную школу. Но впереди еще целое лето домашней жизни, столь заманчивой для Жана. Собрав свои пожитки, он устремляется в Кастр. Вот и родная ферма Федиаль, где ничего не изменилось, те же знакомые холмы, красные черепичные крыши и обычный для южной Франции запах чеснока. Вот и любимая мать, Меротта, как ласково и шутливо звали ее сыновья. Приехал и младший брат Луи, тоже не без успехов: он принят в военно-морскую школу.

Наступает большой день для всей семьи. В честь успехов Жана коллеж Кастра устраивает торжественный обед. Знакомый двор, гладко утоптанный поколениями ученических ног, несколько старых платанов, а сразу за стеной древняя башня монастыря кордельеров. Сегодня двор празднично украшен, развеваются флаги. Все это в честь одаренного питомца, добившегося успеха в самом Париже.

Аделаида выступает в сопровождении обоих своих сыновей. Отец — Жюль Жорес уже настолько болен, что его пришлось привезти в тележке. Представлено и семейство Барбаза во главе с дядей Луи. Приехал сам адмирал Жорес. Обед удался на славу. Лауреат ест за шестерых, и даже адмирал милостиво чокается с ним.

Супрефект произносит пышную патриотическую речь. При этом вполне в духе времени, избегая слова «республика», он закапчивает возгласом:

— Да здравствует Франция!

И вдруг сквозь гром аплодисментов звонко раздается молодой голос:

— Да здравствует республика!

Нет, это не Жан, а его младший брат Луи разразился лозунгом, который явно не по нраву значительной и притом наиболее солидной части публики. Большинство преподавателей старого коллежа бледнеет от страха. Бонапартистский полковник сердито указывает молодому моряку на неуместность его крика и напоминает, что ему предстоит вступить в «великую немую», где не место республиканским увлечениям.

— Но разве у нас теперь не республика? — растерянно спрашивает Луи.

— Может быть, и так, — отвечает полковник. — Но не следует радостно кричать об этом по каждому поводу.

Отец Луи, старый орлеанист, недовольный выходкой младшего сына, хранит неодобрительное молчание. Молчит и Жан. Молчит, ибо считает политику поводом для раздоров. Что же, эта сторона жизни не волнует и не задевает его? Он равнодушен к политике? Оказывается, дело обстоит иначе.

После обеда к Жану подходит Жюльен, сосед и друг дома, которому он из Парижа писал письма. Жюльен старше Жана, но он испытывает дружеские чувства к молодому Жоресу. Сейчас он поздравляет его с успехом. Жан благодарит, спрашивает о маленьком сыне соседа и вдруг задумчиво произносит: