Жангада

Между тем Жоам Гарраль подошел к Торресу и протянул ему руку.

— Я сожалею,— сказал он,— что ваше путешествие скоро окончится и нам придется расстаться. Я вам обязан…

— Вы мне ничем не обязаны, Жоам Гарраль,— перебил его Торрес.— Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей. Но… я передумал… я не хочу сходить на берег в Манаусе, а предпочел бы доплыть до Белена, если, конечно, вы не возражаете.

Жоам Гарраль молча кивнул.

Услышав просьбу Торреса, Бенито в невольном порыве хотел было вмешаться, но Маноэль остановил его, и молодой человек промолчал.

Глава XVIII ПРАЗДНИЧНЫЙ ОБЕД

Наутро Минья оправилась от пережитого испуга; ее глаза и улыбка благодарили всех, кто рисковал жизнью ради ее спасения. Что до Лины, она, вероятно, была бы меньше признательна храброму Фрагозо, если б он спас жизнь ей самой.

— Я отблагодарю вас, Фрагозо, рано или поздно, вот увидите! — горячо сказала она.

— А как, позвольте вас спросить?

— О, вы сами знаете как!

— Тогда, раз уж я все равно знаю, отблагодарите меня сейчас!

Так было решено, что прелестная Лина — невеста Фрагозо, что они отпразднуют свадьбу вместе с Миньей и Маноэлем.

— Как славно все сложилось! — не уставал твердить Фрагозо.— Но я, право, не думал, что Пара так далеко!

Маноэль и Бенито долго обсуждали последние события. Теперь не оставалось никакой надежды уговорить Жоама Гарраля высадить с жангады его спасителя.

«Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей»,— сказал Торрес. Вырвавшийся у бразильца загадочный ответ Бенито хорошо запомнил. Молодые люди пока ничего не могли предпринять. Им оставалось только ждать, и уже не четыре-пять дней, а семь-восемь недель — пока жангада не приплывет в Белен.

— Здесь кроется какая-то тайна, разгадать которую я не в силах…— размышлял вслух Бенито.

— Да, но мы избавились хотя бы от одной тревоги, Бенито. Теперь нам ясно, что Торрес не хочет смерти твоего отца. Мы же не прекратим своих наблюдений за ним,— успокаивал друга Маноэль.

С того дня Торрес как будто стал вести себя более благоразумно. Он больше не навязывал Гарралям свое общество и не так настойчиво ухаживал за Миньей. Словом, напряженная обстановка, которую чувствовали все, за исключением, быть может, одного Жоама Гарраля, немного разрядилась.

Назавтра, двадцатого августа, у левого берега появились водовороты. Лоцман повел жангаду между правым берегом и островами.

Здесь начиналась территория, усеянная большими и малыми озерами с темной водой, такими, как Кальдерон, Гуарандейна и многие другие. Обилие водоемов указывало на близость Риу-Негру, самого значительного из притоков Амазонки. До этого места великую реку называют еще Солимоенс, но после впадения в нее Риу-Негру она носит только то имя, под которым известна во всех уголках земного шара.

В тот день Араужо пришлось потрудиться.

Протока между островом Кальдерон и берегом, выбранная лоцманом, была очень узкая, хотя издали и казалась широкой. Дело в том, что часть острова, затопленного в половодье, лишь чуть-чуть поднималась над водой. По обеим сторонам протоки стояли рощи исполинских деревьев, кроны которых уходили ввысь на пятьдесят футов, а широко раскинутые ветви сплетались над водой, образуя своды громадной зеленой аркады.

Трудно себе представить что-нибудь более живописное, чем затопленный лес слева по борту, будто посаженный посреди воды. Могучие стволы вставали над спокойной и прозрачной гладью, в которой сложное переплетение ветвей отражалось с необыкновенной четкостью. Отражение деревьев не могло бы быть совершенней, даже если б они были вставлены в огромное зеркало, наподобие тех миниатюрных клумб, какими украшают праздничные столы. Даже самый внимательный глаз не уловил бы разницы между отражением и реальностью. Казалось, будто деревья стали вдвое длиннее и заканчивались, внизу и вверху, широким зеленым шатром, образуя как бы два зеленых полушария.

Отступать было уже поздно, и лоцману поневоле пришлось пустить плот под эти природные арки. Он принялся маневрировать с большой осторожностью, чтобы избежать толчков слева и справа.

Араужо умело помогала команда. Стволы деревьев служили прочной опорой их длинным шестам, и плот не терял нужного направления. Малейший толчок мог повернуть плот. Тогда, наскочив на деревья, громадная махина развалилась бы на куски.

— Как здесь красиво! — мечтательно вздохнула Минья.— Как было бы приятно всегда плыть по неподвижной воде, в прохладной тени дерев, защищающих от солнечных лучей!

— Плыть здесь приятно, но небезопасно, милая Минья,— возразил Маноэль.— На таком длинном плоту, как наш, гораздо спокойнее плыть по широкой глади реки.

— Не пройдет и двух часов, как этот лес останется позади,— пообещал лоцман.

— Надо успеть вдосталь налюбоваться его волшебной красотой! — воскликнула Лина.— Время промелькнет так быстро! Взгляните на стаи обезьян, резвящихся в ветвях деревьев, на птиц, отражающихся в прозрачной воде!…

— А цветы распускаются на самой поверхности реки, их колышет течением, будто ветерком,— подхватила Минья.