Жангада. Кораблекрушение "Джонатана".

Кау-джер ускорил шаг. В тишине до него донесся едва различимый гул, все усиливающийся по мере того, как он приближался к поселению.

Через четверть часа Кау-джер уже был у цели. Быстро миновав первые темные дома, он вышел на незастроенное пространство — небольшую площадь перед домом губернатора. И тут его глазам представилось совершенно невероятное зрелище. Как будто все жители Либерии решили встретиться здесь, на этой площади, освещенной коптящими факелами. Поселенцы разбились на три группы. Самая многочисленная состояла из женщин и детей, молча наблюдавших за двумя группами мужчин. Одна из них расположилась в боевом порядке перед губернаторским дворцом, как бы защищая подступы к нему, а вторая остановилась напротив, на другой стороне площади.

Нет, Сердей не солгал. Прямо на земле действительно лежало семь человек. Убитые или раненые? Этого Кау-джер не мог определить — в неверном свете колеблющихся факелов они все казались живыми.

Вид и поведение мужчин, стоявших друг против друга, сразу же выдавали взаимную вражду. Однако лежавшие между ними неподвижные тела создавали нечто вроде нейтральной зоны, через которую никто не осмеливался переступить. Те, кто могли считаться нападающими, не предпринимали ничего похожего на штурм, и пока защитники Боваля не имели ни малейшей возможности проявить свою храбрость. Никаким столкновением до сей поры еще и не пахло. Противники только обменивались репликами, но при этом нимало не стеснялись. Над телами убитых и раненых шла ожесточенная перебранка. Вместо пуль по обе стороны летели раскаленные, оскорбительные слова.

Когда Кау-джер вступил в полосу света, настала тишина. Не обращая ни на кого внимания, он направился прямо к пострадавшим и начал перевязывать раненых. Сердей сказал правду — трое были убиты и четверо ранены.

Оказав первую помощь, Кау-джер огляделся и, несмотря на свое горе, не смог сдержать улыбки при виде множества лиц, выражавших искреннее уважение и вместе с тем самое простодушное любопытство. Люди, державшие факелы, придвинулись к нему, и все три группы, следуя за ними, мало-помалу слились в одну толпу, хранившую глубокое молчание.

Кау-джер попросил помочь ему. Никто не двинулся с места. Тогда он вызвал нескольких колонистов по имени. Это подействовало — те немедленно вышли из толпы и послушно выполнили распоряжения Кау-джера. Через несколько минут раненых и убитых перенесли домой, и там Кау-джер удалил пули и наложил повязку тем, кому еще требовалась его помощь. Закончив эти операции, он осведомился о причинах кровавого столкновения и узнал о появлении на сцене Льюиса Дорика, о возмущении населения против Фердинанда Боваля, об изобретенном губернатором «отвлекающем средстве», о грабежах ферм и, наконец, о попытке нападения на усадьбу Ривьера и его соседей, в печальных результатах чего мог убедиться воочию.

И в самом деле последствия этого налета были весьма плачевными. Надежно укрытые за высокими заборами, четыре фермера встретили грабителей ружейным огнем. Те отступили, и их единственной поживой оказались тела убитых и раненых товарищей. Поэтому теперь в сердцах бандитов клокотала ненависть, зубы были стиснуты, взгляды горели мрачным огнем. Дикое возбуждение сменилось бессильной яростью.

Разбойники считали себя одураченными. Кем? Неизвестно. Но только не собственной глупостью и нелепыми выдумками. Как всегда бывает, они обвиняли кого угодно, но отнюдь не самих себя.

А где же находились в то время зачинщики, господа Боваль и Дорик? Вне пределов досягаемости, черт возьми! Везде и всегда происходит одно и то же. Волки и овцы. Эксплуататоры и эксплуатируемые.

Но при всех мятежах существует некий определенный ритуал, который был хорошо знаком всем участникам смуты на острове Осте, поскольку они не раз пользовались им в прошлом. Для тех, кто в развернувшихся событиях применяют насилие и убийство, павшие жертвы служат своего рода знаменем.

Таким знаменем явились колонисты, пострадавшие при нападении на ферму Ривьера. Бандиты принесли их в Либерию и уложили под окнами Фердинанда Боваля, который, как представитель власти, должен был нести ответственность за случившееся. Но тут грабители натолкнулись на приверженцев губернатора, и началась ожесточенная перепалка, как правило, предшествующая драке.

До кулаков дело пока еще не дошло. Неумолимый этикет точно предопределял последовательность событий. После того как люди накричатся до хрипоты, полагалось разойтись по домам, а на следующий день устроить торжественные похороны погибших. Только тогда можно было опасаться беспорядков.

Появление Кау-джера нарушило исконный ход событий. Присутствие этого человека мгновенно погасило общее возбуждение и озлобление, и вдруг все поняли, что здесь лежат не только мертвые, но и раненые, которые нуждаются в срочной помощи.

Когда Кау-джер возвращался в Новый поселок, площадь совсем опустела. Со своим обычным непостоянством толпа, всегда готовая внезапно воспламениться, быстро утихомирилась. В окнах погас свет. Люди уснули.