Жангада. Школа робинзонов

Роман был задуман как веселая фантазия на «вечную» тему, которую обессмертил Даниэль Дефо. Издатель «Необыкновенных путешествий» Этцель предложил было писателю изменить построение и сам настрой романа, введя в него философские размышления и рассуждения об одиночестве вообще и о выживании одиночки или небольшого коллектива в условиях изоляции от прочих людей. Жюль Верн с негодованием отверг саму мысль об изменениях авторского замысла: «Философское понимание, на которое вы указываете, — вне моего сюжета и может его только отяжелить. Мой роман будет веселой и забавной шуткой на робинзоновскую тему, и ничем больше»^[106].

Писатель не скрывает произведений, с которыми собирается соперничать. В первую очередь это, конечно, «Приключения Робинзона Крузо» Д. Дефо, но не только. Ж. Верн великолепно знал роман швейцарского писателя Иоганна Висса, написанный в 1812 году, где робинзонаду на необитаемом острове переживает целая семья. По свидетельству внука писателя, дед ценил это посредственное произведение куда выше иных литературных шедевров. (Почти через два десятка лет после «Школы» Ж. Верн опубликует роман «Вторая родина», продолжение «Швейцарского Робинзона».) Жюль Верн соперничает со своим собственным творчеством. В одной из биографий писателя приводится его отзыв о «Школе»: «Это лишь далекий и бледный отблеск „Таинственного острова“».

Словом, «Школа робинзонов» — обычное коммерческое произведение, какими именитые мастера не столько поддерживают свою популярность у читателей, сколько заботятся о собственном кармане. И тем не менее подобное произведение, будучи написано рукой настоящего мастера, способно доставить читателю немало приятных минут.

В 1884 году, обращаясь к римскому папе Льву XIII, Ж. Верн писал: «Такой человек, как я, всегда помнит себя ребенком. Все, что я выдумал, я написал для такого ребенка».

«Школа робинзонов» написана для ребенка, у которого, подобно герою романа Годфри, голова забита историями о робинзонах. В мировой робинзонаде насчитывается около двухсот книг, включая адаптации. Жюль Верн находит нового, необычного героя, какого, наверно, только француз и мог выдумать — смешного Робинзона, которого дядя хочет вылечить от навязчивого желания путешествовать по неведомым странам. Ж. Верн, по словам французского исследователя его творчества Марселя Море[107], хотел в своем романе сделать ложным все то, что мальчишкам в историях о робинзонах преподносится как истинное.

И вот роман-пародия наполнен мистификацией и иронией: фальшив аукцион, на котором необитаемые острова продаются, фальшив маршрут корабля с ироническим названием «Дрим» («Сновидение»), фальшиво его крушение, подложны туземцы-каннибалы и ложен «спасенный» Пятница, не нужна осмотрительность героев, фальшивы хищники, вырастающие как из-под земли на дороге Годфри (впрочем, хищники появляются настоящие, но это уж — не предусмотренный устроителями фарса ход, которому находится изящное объяснение в конце романа), фальшив будто бы приплывший издалека сундук, где в числе действительно нужных вещей оказывается… кулинарная книга. Одни только герои исправно не понимают ничего до самого конца книги, причем если Годфри, попав в необычные условия, становится нормальным парнем, то его спутник Тартелетт так и не расстается с образом комика.

И все же в романе есть настоящий робинзон: китаец Сенг-Ву, проживший полгода на острове Фины без всякой посторонней помощи и тайных подарков. Как? Это останется его тайной: «Китайцу лучше быть одному. Ему достаточно самого себя и больше никого не нужно».

Значит, над робинзонами можно иронизировать, смеяться, можно ставить их в глупое положение, объясняя читателю несвоевременность, несовременность и даже ненужность детской мечты, и все-таки… да здравствуют робинзоны?!

А. МОСКВИН