Жангада. Школа Робинзонов

Кстати, кроме тайнописи явной — криптограммы, в романе есть и другой, более искусный шифр, скрывающий секреты само­го автора. Речь идет об именах героев. Путем перестановок, добавлений и выбрасываний букв можно получить как бы «пер­вичные», исходные имена персонажей. Работа эта несложна для тех, кто знаком со словесными головоломками. И вот Минья «превращается» в Эрмини, женщину, которую Жюль Верн боль­ше других любил в жизни; Маноэль «становится» то сыном писа­теля Мишелем, то американским врачом и приятелем Вернов Леноэлем; Лина — это, безусловно, Каролин, юношеская любовь Ж. Верна, цирюльник Фрагозо — бессмертный Фигаро, Тор­рес — это анаграмма французского слова «trezor» (сокровище); имя Дакосты (Joam) можно будто бы прочитать и как «moi J(iles)» (то есть «я — Жюль»), а само название романа, повторяющее название крупного амазонского плота, «La Jangada», восходит к ненавистной для Ж. Верна сценической фамилии невестки — Дюгазон!

Если такое прочтение верно, то роман получает дополнитель­ный смысл, позволяя посвященным раскрыть какие-то новые штрихи в биографии писателя, прочесть невысказанные и казав­шиеся навсегда потерянными его сокровенные думы.

В биографии Ж. Верна, написанной его внуком, говорится, будто писатель понимал, что роман тягуч и довольно скучен. Он намеревался закончить его смешной историей, да времени на ее сочинение не осталось, и в отдельное издание вместо нее был включен рассказ брата писателя Поля об их совместном плавании на яхте до Копенгагена.

О «Школе робинзонов» Жюль Верн стал подумывать еще до окончания «Жангады». Очевидно, он уже полностью оправился от недавних потрясений и новую свою вещь писал как прямую противоположность предыдущему роману, вместо тягучего, мед­ленно разворачивающегося сюжета — калейдоскоп напряженных, быстро меняющихся ситуаций, вместо скрупулезно перечисляемых географических реалий — вымышленные пейзажи, где соседству­ют друг с другом контрастные природные зоны, вместо заполнен­ного многими персонажами действия — камерные по своей сути сцены, вместо скучноватой серьезности — искрометный француз­ский юмор. Это — непритязательный роман, «прихоть» маститого автора, как назовет его впоследствии Жан Жюль-Верн.

«Магазэн д’эдюкасьон» начал публикацию «Школы» в январе 1882 года, растянув относительно небольшой роман до декабрь­ского номера. Книжные издания были выпущены в ноябре и де­кабре, а уже в следующем, 1883 году появился русский перевод, и опять — в петербургском издательстве Е. Н. Ахматовой.

Роман был задуман как веселая фантазия на «вечную» тему, которую обессмертил Даниэль Дефо. Издатель «Необыкновенных путешествий» Этцель предложил было писателю изменить по­строение и сам настрой романа, введя в него философские раз­мышления и рассуждения об одиночестве вообще и о выживании одиночки или небольшого коллектива в условиях изоляции от прочих людей. Жюль Верн с негодованием отверг саму мысль об изменениях авторского замысла: «Философское понимание, на которое вы указываете, — вне моего сюжета и может его только отяжелить. Мой роман будет веселой и забавной шуткой на робинзоновскую тему, и ничем больше»^[104].

Писатель не скрывает произведений, с которыми собирается соперничать. В первую очередь это, конечно, «Приключения Ро­бинзона Крузо» Д. Дефо, но не только. Ж. Верн великолепно знал роман швейцарского писателя Иоганна Висса, написанный в 1812 году, где робинзонаду на необитаемом острове переживает целая семья. По свидетельству внука писателя, дед ценил это посредственное произведение куда выше иных литературных ше­девров. (Почти через два десятка лет после «Школы» Ж. Верн опубликует роман «Вторая родина», продолжение «Швейцарского Робинзона».) Жюль Верн соперничает со своим собственным твор­чеством. В одной из биографий писателя приводится его отзыв о «Школе»: «Это лишь далекий и бледный отблеск «Таинственно­го острова».

Словом, «Школа робинзонов» — обычное коммерческое произ­ведение, какими именитые мастера не столько поддерживают свою популярность у читателей, сколько заботятся о собственном кармане. И тем не менее подобное произведение, будучи написано рукой настоящего мастера, способно доставить читателю немало приятных минут.

В 1884 году, обращаясь к римскому папе Льву XIII, Ж. Верн писал: «Такой человек, как я, всегда помнит себя ребенком. Все, что я выдумал, я написал для такого ребенка».

«Школа робинзонов» написана для ребенка, которого, подоб­но герою романа Годфри, голова забита историями о робинзонах. В мировой робинзонаде насчитывается около двухсот книг, вклю­чая адаптации. Жюль Верн находит нового, необычного героя, какого, наверно, только француз и мог выдумать — смешного Робинзона, которого дядя хочет вылечить от навязчивого жела­ния путешествовать по неведомым странам. Ж. Верн, по словам французского исследователя его творчества Марселя Море[105], хотел в своем романе сделать ложным все то, что мальчишкам в истори­ях о робинзонах преподносится как истинное.