Жанна д'Арк

Все началось, когда он, сир Робер, только утвердился в своих должностях. Король Карл VI впал в безумие, а его супруга, королева Изабо, предалась любовным утехам. Франция вновь возвращалась к временам безвластия: провинции отпадали от центра, никто никого не желал слушать и признавать. Вот когда пошла потеха! Знай грабь да прибирай, что плохо лежит! Сиятельные господа подавали пример. Герцоги Бургундский и Орлеанский, братья короля, разоряли целые княжества и, претендуя на первую роль в королевстве, поедом ели друг друга. Бургундцы зарезали герцога Орлеанского, а сторонники орлеанской партии, заполучив безумного короля, вступили в Париж. Арманьяки,[1] как окрестило победителей население столицы, торжествовали недолго. Разгневанный герцог Бургундский призвал английского короля к возобновлению войны. В ночь на 13 августа 1415 года Генрих V Английский высадил войска в устье Сены и почти без сопротивления овладел севером Франции. Разграбленные города один за другим попадали в руки годонов.[2] В октябре при Азенкуре войско Карла VI было разбито наголову и цвет французского рыцарства оказался в плену у англичан. Со времени Креси и Пуатье[3] Франция не знала столь тяжких поражений. Азенкур открыл дорогу на Париж. Взбешенные арманьяки попытались исправить дело убийством Жана Бургундского. Но это привело лишь к тому, что сын покойного, герцог Филипп Добрый, провозгласив себя мстителем за отца, заключил союз с Генрихом V. Королева Изабо, купленная союзниками, заявила, что юный дофин Карл не сын французского короля. Сумасшедшего Карла VI тут же заставили подписать позорнейший договор в Труа, устранявший дофина от права наследования и вручавший это право Генриху V. Вскоре, правда, оба соперника – Карл VI и Генрих V – неожиданно умерли. Но договор остался договором: новый английский король Генрих VI еще нежился в колыбели, а регент герцог Бедфордский продолжал завоевывать для него второе королевство. Англичане, поддерживаемые бургундцами, продвигались на юг. Народ как умел сопротивлялся проклятым годонам. Завоеватели отвечали расправами… Впрочем, до всего этого сиру Роберу не было ровно никакого дела: до поры до времени сам он с выгодой пользовался сложившейся обстановкой и ловил жирную рыбку в мутной водичке. Однако к лету 1428 года положение круто изменилось. Англичане дошли до Орлеана – ключевой крепости на Луаре. Вся Шампань, а вместе с ней и Шомонский бальяж оказались под их властью. Вокулёр был окружен врагом. Сир Робер, по чести говоря, не считал годонов и бургундцев своими врагами. С ними он вел постоянно кое-какие дела, заканчивавшиеся всегда успешно. Новые хозяева Шампани также не желали зла обходительному капитану. Но у них были свои кандидаты на доходные места. И поэтому Бодрикуру просто указали, что в течение августа сего года он должен передать свой пост английскому ставленнику сиру Антуану де Вержи. Только и всего. Мало того, они оказались настолько любезны, что, когда Бодрикур попросил отсрочки, согласились и на это: он и по сей день исполнял должность капитана Вокулёра.

Исполнял!.. Одно это слово приводило благородного бальи в неописуемую ярость. Проклятие! Он полтора десятка лет сидит на этом месте, он прирос к нему, знает все ходы и выходы, все соблазнительные возможности. И вдруг – убирайся на все четыре стороны!.. Нет, так просто он не уйдет. Он будет тянуть, пока возможно. Тянуть и надеяться. На что? На чудо?.. А хотя бы и так! Разве не может произойти новых изменений? Ведь дофин Карл, хоть и рохля, не пожелал подчиниться англичанам, а провозгласил себя королем! Пусть сегодня этого «буржского короля» признает лишь часть Южной Франции, что будет завтра – никому не известно. А уж если говорить о чуде… У него, у Бодрикура, как раз есть кое-что на примете…

Месяцев восемь назад один его подданный из деревушки Бюре, что в полулье от Вокулёра, привел к нему молоденькую девчонку. Крестьяночка выглядела лет на шестнадцать, была ладно сложена и недурна собой. Таких сир Робер обычно не пропускал. Но эта его неприятно поразила. Она, видите ли, без тени смущения заявила, что призвана спасти Францию! Она стала требовать, чтобы капитан отправил ее с конвоем к королю, которого называла дофином и которому якобы должна была сказать нечто важное. Она пророчествовала и утверждала, что действует по велению свыше.

Бодрикур не любил самозваных пророков. Девка была явно не в своем уме. Что оставалось делать? Бросить ее для прочищения мозгов на несколько дней в холодную? Сир Робер был в благодушном настроении. Ему почему-то стало жаль девчонку. Он подозвал ее провожатого и приказал отвести юную «святую» домой к родителям.

– Передай ее отцу, – добавил заботливый капитан, – чтобы он надавал ей хороших пощечин!