Жанна д'Арк

Жанну повезли в телеге, под конной и пешей английской стражей, в предместье Бур-л'Аббэ, на Сэнт-Уэнское кладбище, где ожидала ее огромная толпа англичан и французов, взвели на один из двух эшафотов, а на другой взошел епископ Бовезский и мэтр Гильом Эрар, «муж именитый, священной теологии доктор», кардинал Винчестерский, граф Варвик и другие английские сановники.

– Не было никогда еще во Франции такого чудовища, как Жанна, ведьма, еретица и раскольница, – начал мэтр Гильом увещание милосердное. – А какова она, таков и кощунственно ею венчанный король… О, как ты жестоко обманут, благородный некогда и христианнейший дом Франции! Карл, именующий себя королем, участвуя в словах и делах еретицы сей, сделался и сам подобным ей еретиком… Слышите, Жанна, я вам говорю: ваш король – еретик…

– Нет, мессир, – воскликнула Жанна, – не в обиду будь сказано вашей милости, мой король – не то, что вы говорите, а христианин, из всех христиан благороднейший и больше всех любящий святую веру нашу и Церковь… Если же я в чем виновата, то не он за то отвечает, а я…

Мэтр Гильом, приказав ей молчать, продолжал увещание.

– Жанна, согласны ли вы отречься от ваших дел и слов? – спросил он ее в заключение.

– Я дам ответ во всем Богу и Святейшему Отцу нашему, папе.

– Этого мало. Папа слишком далеко. Всякий епископ имеет право судить в своем приходе. Вы должны подчиниться суду святой нашей Матери Церкви, считая за истину все, что постановили ваши духовные пастыри… Отрекаетесь ли вы, Жанна, от всех ваших дел и слов? – трижды спрашивает он, и трижды она отвечает:

– Нет, все мои дела и слова от Бога![359]

LXI

– Именем Господним, мы все, пастыри Церкви, имея усердное о пастве нашей попечение… – начинает читать приговор епископ Бовезский.

– Жанна! – вдруг заговорили Голоса. – Мы тебя жалеем. Сделай же, сделай, Жанна, то, что тебе говорят: не убивай себя, отрекись!

Что это за голоса, – те же ли, что слышала она всегда, или другие? От Бога или от дьявола?

– …Мы, судьи, – продолжал читать епископ, – имея пред очами нашими самого Христа, дабы суд наш исходил от лица самого Господа, говорим тебе и объявляем, Жанна, что ты – лгунья, мнимых откровений и видений Божественных изобретательница, обманщица народа, во множестве заблуждений погрязшая, пагубная, гордая, дерзкая лжепророчица, против Бога и Святых Его кощунница, Таинств Святейших презрительница, закона Божия преступница, против Церкви мятежница…[360]

Время идет. Бóльшая часть длиннейшего приговора уже прочитана. Палач ждет, готовясь отвезти Жанну обратно в тюрьму.

– С Церковью, с Церковью, я хочу быть с Церковью! – вдруг воскликнула она, складывая руки с мольбой.[361]

Чтение приговора прервано. Слышится ропот в толпе английских ратных людей и придворных, незнакомых с обычаями Святейшей Инквизиции. Несколько камней брошено в судей. Среди сидящих на помосте английских сановников слышатся жалобы и брань за то, что судьи допускают Жанну к отречению и покаянию.[362]

Мэтр Гильом читает ей заранее изготовленную грамотку с пятью-шестью строками отречения, где говорится, что, подчиняясь приговору суда и всем постановлениям Церкви, Жанна признает себя виновной во лжи и соблазне народа.

– Что вы такое читаете? Я ничего не понимаю, – говорит Жанна, – дайте подумать… Я должна спросить Голоса…

– Жанна, поймите же, если вы этого сейчас не подпишете, вас сожгут, – шепчет ей на одно ухо главный тюремный пристав Массие. – Мой совет: послушайтесь Церкви Вселенской, подпишите, и дело с концом!

– Ох, как вам хочется меня соблазнить! – шепчет Жанна.

– Да, Церковь, Церковь Вселенская пусть решит, что мне делать! – произносит она громким голосом. – Как Церковь решит, так я и сделаю…

– Нет, Жанна, вы сами должны решить и подписать отречение тотчас же, если не хотите быть сожженной! – шепчет ей на другое ухо мэтр Гильом.

– Жанна, Жанночка милая! – кричат ей из толпы добрые люди, не только французы, но и англичане. – Мы тебя любим! Сделай, что тебе говорят, не убивай себя!

– Ну хорошо, давайте я подпишу…

– Я сначала прочту еще раз, а вы за мной повторяйте, – говорит Массие и читает, а Жанна повторяет за ним слова Отречения.[363]

Вдруг лицо ее искажается тихим, странным, как будто безумным смехом. Те, кто это видит, не могут понять, над кем она смеется – над собой или над судьями.[364]

– Что ж это за отречение? Наглая девка только смеется над ними! – негодуют англичане.

Брань становится все громче; камни все чаще летят, и мечи обнажаются. Судьи бледнеют.

– Вы не должны принимать такого отречения; это издевательство! – кричит епископу Бовезскому капеллан кардинала Винчестера.

– Лжете вы! – возражает епископ. – Я – судья духовный и должен думать больше о спасении души ее, чем о смерти…

– Воры, изменники! Плохо служите вы королю: девка сожжена не будет! – кричит граф Варвик.

– Будьте покойны, мессир, мы ее поймали, – говорит епископ. – Будет наша вся, до последней косточки![365]