Жанна д'Арк

На другой день Жанна присутствовала на богослужении, где был король, а затем обедала вместе с королем и герцогом. Король начинал ценить ее общество и дорожить ее речами. И это было понятно: ведь он, как все короли, привык слышать только осторожные фразы, бесцветные и ничего не говорящие или предусмотрительно подобранные под цвет его собственных слов; а подобная беседа лишь надоедает, сердит и утомляет. Между тем разговор Жанны отличался свежестью и непринужденностью, искренностью и благородством и был совершенно свободен от боязливого самоконтроля и сдержанности. Она высказывала именно то, что у нее было на уме, и высказывала напрямик, безыскусственно. Легко понять, как это было отрадно королю: как будто свежая прохладная вода горных источников оросила его запекшиеся губы, до сих пор утолявшие жажду нагретой солнцем стоячей водой долин.

После обеда отправились на луг, рядом с Шинонским замком, куда пришел и король. Жанна так очаровала герцога искусством метать копья и верховой ездой, что он подарил ей рослого вороного коня.

Каждый день являлся совет епископов, допрашивал Жанну о ее Голосах и посланничестве и отправлялся к королю с докладом. Допросы эти почти ни к чему не приводили. Она говорила не более того, что считала благоразумным, об остальном умалчивала. Угрозы и ухищрения были напрасны. Она не обращала внимания на угрозы, а в ловушки поймать не могли. Она относилась к этому с детским прямодушием. Она знала, что епископы посланы королем, и что они допрашивают ее по поручению короля, и что по закону и по обычаю на вопросы короля необходимо отвечать; и тем не менее как-то за столом короля она наивно заявила ему, что дает ответы только на те вопросы, которые ей по душе.

Епископы, в конце концов, пришли к заключению, что они не в состоянии решить, послана Жанна Богом или нет. Видите, какая осторожность! При дворе соперничали две сильные партии; поэтому, высказавшись решительно в ту или иную пользу, они неизбежно навлекли бы на себя неудовольствие одной из этих партий. И они сочли за самое благоразумное взобраться на насест, а дело взвалить на чужие плечи. И вот как они поступили: заявили в своем последнем докладе, что решение вопроса о Жанне превышает их полномочия, и предложили поручить это дело просвещенным и знаменитым докторам университета Пуатье. С тем они и отстранились от дела, включив в протокол только одно суждение, к которому их побудила молчаливость Жанны: она, по их словам, была «кроткая маленькая пастушка, очень чистосердечная, но не отличающаяся болтливостью».

Это было совершенно верно, поскольку они ее наблюдали. Но если бы они могли перенестись в минувшие времена и увидеть ее среди нас, на благодатных пастбищах Домреми, то они не преминули бы заметить, что у нее есть язычок, который умеет работать без устали, если только ей не приходится опасаться своих слов.

Итак, мы отправились в Пуатье, чтобы три недели изнывать там в томительном бездействии и видеть, как эту бедную девочку ежедневно мучают допросом перед большим собранием… Вы думаете — военных знатоков? Ведь просила-то она о том, чтобы ей дали войско и разрешили начать поход против врагов Франции. О нет! То было великое собрание священников и монахов — глубоких ученых и тонких казуистов, знаменитых профессоров богословия. Вместо того чтобы созвать военных деятелей и поручить им проверить, действительно ли этот отважный солдатик способен одержать победы, — они засадили за работу целую ватагу церковных толкователей и пустословов, чтобы узнать, достаточно ли набожен маленький воин и не погрешает ли он против учения Церкви. Когда крысы подтачивают дом — надо бы осмотреть, хороши ли у кошки зубы и когти; а они вместо того спрашивают, богобоязненна ли она. Вся суть в благочестии кошки, а об остальных качествах заботиться нечего — они к делу не относятся.

Жанна больше походила на зрительницу из толпы, чем на подсудимую: так спокойно и уверенно держалась она перед этим грозным судом с его длиннополыми знаменитостями, с его торжественной обстановкой и величественными церемониями. Она спокойно сидела, невозмутимая, на своей скамье и разбивала науку мудрецов своей изумительной простотой; простотой, которая была подобна крепости: ухищрения, козни, почерпнутые из книги знания и тому подобные метательные снаряды отскакивали от каменной твердыни ее неведения и, не причинив вреда, падали на землю; они не могли поколебать засевший в крепости гарнизон — великое, ясное сердце и мощную душу Жанны, этих защитников и блюстителей ее высокой задачи.