Жанна д'Арк. Факты, легенды, гипотезы

Когда мы приехали в Селль, я навестил ее в том доме, где ей было отведено жилище. Она распорядилась подать мне вина и сказала, что скоро я буду пить вино в Париже. Видеть и слышать ее — кажется, что в этом есть нечто божественное. В тот же понедельник вечером она отправилась из Селля в Роморантен, что на три лье ближе к месту предстоящих военных действий (речь шла о Жаржо. — В. Р.); ее сопровождал маршал де Буссак с большим числом воинов и простолюдинов.

Я видел, как она садилась на коня в простых доспехах, без шлема, держа боевой топорик. К ней подвели большого вороного коня; он бесновался и не давал сесть на себя».

И тогда прямо на глазах восхищенного юноши Жанна сотворила маленькое чудо: «Она сказала: „Подведите его к кресту". Этот крест стоял перед церковью, у дороги. И конь встал, как вкопанный, и не пошевелился, пока она на него садилась. Потом, обратившись к священникам и церковным служкам, стоявшим у входа в храм, она сказала: „Молитесь и устраивайте процессии!" После чего обернулась к своим людям и приказала: „Вперед! Вперед!" И миловидный паж поскакал за ней со свернутым штандартом, а сама она по-прежнему держала боевой топорик. Вместе с ней уехал ее брат, который прибыл сюда дней восемь тому назад; на нем тоже были до-< спехи» (D, V, 103–107).

Многое объясняет нам эта зарисовка с натуры. Она живо передает обаяние Жанны, ее глубокую веру в победу («скоро я буду пить вино в Париже») и отношение к ней окружающих. В самом деле, мы никогда не узнаем, что там произошло с конем и почему он вдруг смирился, да это и неважно. Важно, какими глазами смотрит на эту сцену сам Ги де Лаваль, который уже заранее настроен на волну ожидания сверхъестественного. Поэтому он с готовностью интерпретирует в этом ключе каждый жест Жанны, могущий дать основание для такой интерпретации. {156} Здесь перед нами вполне отчетливо раскрывается механизм создания легенды о чудотворной Деве.

Письмо братьев де Лаваль носит глубоко личный характер. Это не литературная эпистола и не деловое послание, а обычное письмо, предназначавшееся для родных и друзей. В нем содержатся сведения, интересные только для авторов и адресатов: шурин Л авалей, де Шо-виньи, по-прежнему любит их сестру; Ги де Лаваль выиграл партию в мяч у герцога Алансонского; братьев очень беспокоит здоровье их матушки и т. п. На таком интимном фоне упоминания о Жанне тоже звучат как-то по-домашнему: «Дева сказала мне, когда я был у нее в гостях, что три дня тому назад она послала вам, бабушка, золотое кольцо, но что это мелочь по сравнению с тем, что она хотела бы послать столь достойной женщине, как вы». Этот эпизод объясняется просто: бабушка Лавалей была вдовой прославленного Дюгесклена, «великого коннетабля», который полувеком раньше руководил операциями по изгнанию англичан.

Это письмо, впрочем, интересно не только сведениями о Жанне. Не менее ценно в нем и то, что пишет Ги де Лаваль о самом себе, о своих товарищах и об общем боевом духе французской армии накануне «недели побед». Никто, впрочем, еще не знал наверняка, какой она будет, эта неделя. «В сей понедельник прибыл в Селль монсеньор герцог Алансонский с очень большим отрядом… Говорят, что сюда прибывает монсеньор коннетабль с шестьюстами всадниками и четырьмястами пехотинцами и что Жан де Ла Рош также находится на подходе. У короля такое большое войско, которого давно уже не видели и не чаяли увидеть, потому что никогда еще люди не шли на [ратное] дело с такой охотой, как нынче. Моя рота также растет, но у двора сейчас так мало денег, что я не надеюсь тут ни на какую помощь и поддержку. Поэтому я прошу вас, матушка, продать или заложить мои земли либо же найти другой способ [раздобыть деньги] ради спасения нашей чести, потому что если мы не выплатим жалования [нашим людям], то останемся совсем одни… Я думаю, что завтра к армии присоединится король; люди же приходят сюда каждый день со всех сторон. Как только что-то произойдет, я немедленно сообщу вам об этом. Полагают, что все дело не займет более десяти дней, так как ни одна из сторон не намерена медлить. Наши {157} все имеют столь крепкую надежду на бога, что он, я верю, нам поможет».

Заканчивается письмо так: «Сегодня вечером сюда прибыли монсеньор де Вандом, монсеньор де Буссак и другие [капитаны], на подходе Ла Гир, и скоро мы начнем действовать. Да соблаговолит господь, чтобы все произошло по нашему желанию» (Q, V, 111).

Имя Ги де Лаваля вскоре начнут упоминать хроники в ряду имен сподвижников Жанны, а его письмо, обнаруженное в семейном архиве еще в середине XVII в. и тогда же опубликованное, сохранится в истории как яркое свидетельство патриотического подъема во Франции на переломном этапе Столетней войны.