Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая

Мадам Иоланда любовно провела пальцем по краю шкатулки, продолжая рассказывать, как трудно было монахам найти гонцов, которые бы согласились провезти подобную вещь через захваченные территории, но Рене не слушал…

Не отрываясь смотрел он на корону. Почему-то вид этого золотого обода убедил его сильнее всего другого, что коронация Шарля действительно возможна. И как-то сразу стал вдруг легок и возможен тот разговор, с которым он пришел к матери, и который готовил долго и тяжело, не зная чего боится больше – то ли её гнева, то ли обиды…

– Матушка… – пробормотал Рене, перебивая мать, – но, если всё так легко… Я хотел сказать, если всё это уже стало достижимым, может быть, нет нужды призывать Деву из Лотарингии?

Крышка от ларца, в котором лежала корона, со стуком упала на место.

– Что? О чем ты, Рене? – Мадам Иоланда смотрела почти испуганно.

– О Жанне. Её воспитывали, чересчур оберегая ото всего, что сделало бы её слишком обычной… Но она стала слишком необычной, матушка! Простите, я не рассказал вам, но однажды, еще в Лотарингии, я неосторожно намекнул Жанне на её миссию. И она уверовала! Уверовала так, что теперь сама без устали учится управляться с мечом, сутками готова сидеть в седле и стрелять из лука! Она держит это в глубокой тайне, но ни о чем другом уже не мыслит. А ведь это очень страшно – оказаться в бою первый раз! Даже мне, мужчине… Девочке же, да еще такой… чистой… Когда она увидит всю эту кровь и весь ужас, она может отступить, разувериться. Или – что по-моему, ещё страшнее – веря в свою миссию, пойдет до конца и погибнет, проклиная нас!

Рене еще сбивался, но говорить становилось всё легче и легче.

Он глубоко втянул воздух, собираясь признаться в своем самом крамольном поступке. И, не давая мадам Иоланде возможность вставить хоть слово, выпалил, глядя в сторону:

– И еще… Помните, матушка, вы не хотели мне рассказать о девочке, живущей в Домреми? Но я так хотел быть вам полезным, что не мог оставаться в неведении… А потом вы тяжело заболели… То снадобье, которое вернуло вас к жизни… его передал отец Мигель. Он сам приготовил, а я съездил… Не бойтесь! Кроме него и Жанны никто в Шато-д’Иль меня не узнал. Зато я увидел ТУ, другую девочку и поговорил с ней…

– И что? – смогла, наконец, вымолвить пораженная мадам Иоланда.

– Не знаю, матушка. Но всю обратную дорогу я чувствовал себя так, словно получил святое причастие…

ШАГ НАЗАД

К чести Рене надо признать, что в Шато д'Иль он мчался более озабоченный болезнью матери, нежели встречей с какой-то таинственной девочкой. Отец Мигель, заранее предупрежденный письмом, уже собрал по домам местных знахарок все необходимые для снадобья травы и теперь настаивал составляющие его отвары.

Хозяевам поместья Рене был представлен как родственник господина де Бодрикура. Очень, очень дальний и бедный родственник, которого комендант Вокулёра не счел нужным даже сопровождать… И это была единственная ложь, на которую отец Мигель решился, потому что «особое лекарство для больной матери» было действительно нужно.

– Вы изменились, падре, – сказал Рене, слушая торопливые рассказы о местной жизни от монаха, суетившегося возле своих чашек и котелков.

– Вы тоже изменились, мой господин, – не оборачиваясь, заметил Мигель. – Раньше вы были просто мальчик… Нет, пожалуй, очень умный мальчик. А теперь – совсем мужчина. Не знаю только, чего в вас стало больше – воина-отца или политика-матери.

– Раньше вы тоже были просто священник. А теперь не знаю, чего в вас стало больше – служителя Церкви или язычника.

Отец Мигель рассмеялся.

– Все-таки мать… – пробормотал он. – А насчет язычника вы правы. Все эти сказки про фей и драконов, про древние заклинания, которые современная церковь отвергает, про говорящие деревья, основы миросоздания, общие корни… Жизнь в деревне совсем не та, что при дворах. Еретиком я конечно не стал, но вера моя значительно переменилась.

Мигель домесил что-то в последней чашке и устало опустился на табурет.

– Скажем так: я увидел Бога и весь мир, им созданный, значительно объемнее как раз через деревенскую жизнь и все эти сказки.

– Надеюсь, вы не учите этому Жанну?

Отец Мигель вскинул на Рене печальные глаза.

– А кто вам сказал, что мое понимание Бога стало менее почтительным? Я просто шире теперь смотрю на вещи и не нахожу это греховным. Разве желание понять больше чем видишь означает неизбежную ересь? – Он укоризненно покачал головой. – Вам ли это говорить, мой господин, после всего, что вы имели счастье познать в кладовых герцога Карла?

Рене улыбнулся.

– Я ничего не говорил про ересь, а всего лишь спросил про Жанну. Согласитесь, что от неё будут ждать веры традиционной. Иначе её просто не поймут.

– «Имеющий уши, да услышит…», – пробормотал Мигель, поднимаясь. – Традиционная вера потому и традиционная, что её может проповедовать любой, более-менее грамотный… Если хотите, можете Жанну увидеть. Я тут занимаюсь с местными детьми… И с ней. Отдельно, разумеется… Она скоро придет.

– А с той… С другой? С ней я тоже могу увидеться?

Отец Мигель резко выпрямился, и у него совершенно непочтительно вырвалось: