– Ох, красиво сказал, Карл! Красиво и витиевато. Так бы да на переговорах… Ну, хорошо.., а потом? Когда я наделаю одних только осмотрительных поступков, кому ты бросишься помогать?
– Зачем спрашивать об этом сейчас?
– Затем, что не хочу получить нож в спину потом!
Бургундец быстро обошёл стол и остановился прямо перед Карлом, заложив руки за спину и, словно став выше ростом.
– Какие у тебя дела с герцогиней Анжуйской? – спросил он властно и грубо, сразу давая понять, что никакого непонимания своего вопроса не примет.
Карл, против воли, тяжело сглотнул.
– Какие дела.., – пробормотал он, но осёкся и, чувствуя, как теряет позиции, решил прикрыть растерянность небрежностью. – Ты же знаешь, моя Изабелла выходит замуж за Рене.
– Но почему за него? Где же рыцарская верность клятве о том, что ни одна из твоих дочерей не выйдет за француза?!
– Этого француза я сам воспитывал. Он мне почти сын…
– И почти владелец герцогства де Бар, где находится некая деревенька под названием Домреми, да?
Бургундец буквально сверлил Карла взглядом, и тот почувствовал необходимость на что-то опереться. Левая рука непроизвольно взялась за рукоять меча, чтобы развернуть его параллельно ноге и упереть в пол. Но коротышка, заметив это движение, резко отступил к столу.
– Я хотел всего лишь опереться, Жан, – вырвалось у Карла.
Этот мгновенный испуг Бургундца вернул ему самообладание, но герцог своих позиций тоже терять не хотел.
– Тогда обопрись на мою руку, – сказал он, снова делая шаг вперед. – Она тверда и крепка, когда протянута другу… Ну… Что же ты медлишь? Или знаешь руки покрепче? Чьи же? Герцога де Бара? Никчемного дофинчика? Иоланды Арагонской? Или, может быть, её духовника, который прижился у тебя под боком, в той самой деревеньке? Что же он там делает, Карл?
Ничего подобного герцог Лотарингский никак не ожидал!
Округлившимися глазами он смотрел на Бургундца, не понимая, откуда тот мог пронюхать и об этом?! И эта растерянность была такой же явной, как и торжество Бургундца – он верно угадал! В Лотарингских землях действительно что-то затевается!
– Отец Мигель… очень сведущ в теологии.., – пробормотал Карл. – Он интересовался бумагами моих предков…
– Ладно… Предположим, что так… Но почему ты не поселил его у себя в замке, духовником, скажем, при Рене Анжуйском? Это было бы логично, не находишь?
Карл нахмурился. Продолжать этот разговор было опасно во всех смыслах. Поэтому ничего другого не оставалось, как заговорить с Бургундцем тем тоном, каким в былые времена герцог давал понять, что больше на заданную тему говорить не намерен.
– К чему этот допрос, Жан? – спросил он высокомерно. – О делах духовника герцогини Анжуйской лучше спрашивать у неё…
– Ваша светлость!!! – заорал вдруг коротышка. – Вы мой коннетабль, герцог, извольте обращаться, как положено!
Помедлив минуту, Карл низко поклонился, с большим облегчением отступив на шаг.
– Значит, все-таки не друг… Какой приказ вашей светлости угодно дать мне?
Пропустив первое замечание мимо ушей, герцог Бургундский вернулся за стол и заговорил деловито, словно всего предыдущего разговора не было.
– К Рождеству двор переезжает в Труа. Вы остаётесь здесь и подготовите все необходимые бумаги относительно помощи Руану. Точнее, объяснительные, почему мы не можем послать туда войска. А заодно поразмышляйте о дружбе, мессир коннетабль. Вдали ото всех это делать особенно удобно. И не питайте иллюзий – вашу почту будут проверять особенно внимательно, равно как и посыльных.
Герцог Лотарингский гордо выпрямился.
– Я в плену, ваша светлость?
Бургундец осклабился.
– Что вы, герцог, кто ж осмелится… Вы под почётной охраной, учитывая, какие тяжелые времена наступили. Занимайтесь своими делами спокойно. У вас их прибавится, когда Монмут возьмёт Руан и подойдёт к Парижу… Может тогда и аргументы найдутся для вашей Анжуйской союзницы, чтобы была посговорчивей. Впрочем, до августа.., нет, лучше до сентября, я ещё могу подождать… Если, конечно, вы дадите мне слово, что не станете писать о моей осведомленности герцогине, или кому-то еще, кто посвящён в ваши дела.
– А если я не дам такого слова?
– Не хотите, не давайте, воля ваша. Только потом – не обессудьте…
– Что же вы намерены сделать потом, ваша светлость?
– Для начала, сожгу к чертовой матери эту вашу Домреми со всеми жителями. А пепелище сравняю с землей!
Бургундец небрежно кивнул, давая понять, что аудиенция закончена. Но, прежде чем он отвернулся, Карл тихо произнес:
– Я даю слово, ваша светлость.
Герцог с интересом посмотрел на него. Было видно, что молчание даётся ему с трудом, и когда откланявшийся коннетабль пошёл к выходу, поджатые губы, не сдержавшись, еле слышно выдохнули вслед:
– Значит, всё-таки враг…
Труа
В январе 1419 года Монмут взял Руан.
Взял грубо, как насильник, который сначала усыпил бдительность деликатными манерами, а потом просто заломил руки.