Жанна д'Арк из рода Валуа

Прошёл целый год, и, хотя Господь не послал герцогской чете никакого потомства, никто при дворе не сомневался в том, что герцог регулярно посещает покои супруги, и делает это не только из чувства обязанности… Многие, правда, считали, что мадам Иоланда, на людях, с ним несколько холодна. Но знатоки, постигшие тонкости любовной науки, уверяли, что «в этом-то всё и дело…»

Одним словом, в чём бы там дело ни было, а герцог Анжуйский обрёл в браке счастье и совершенно этого не скрывал.

Да, супруга его не была изысканно хороша собой, зато мила, а самое главное, необычайно умна и хозяйственна. За три года она не только преобразила Анжер и Сомюр – родовые замки герцога – достроив и усовершенствовав их, но и, сама преобразившись абсолютно на французский манер, завела новые, очень полезные связи при дворе. И, по большей части, связи эти складывались не где-нибудь, а за карточным столом королевы!

На рыцарских турнирах которые в ту пору были ещё часты, и которые Луи Анжуйский предпочитал не пропускать, мадам Иоланде оставляли место рядом с королевской четой, где она сидела рядом c Валентиной Орлеанской и Маргаритой Бургундской. Отменное, надо сказать, соседство. И герцогиня, естественно, обернула и его себе на пользу. Узнав от мадам Маргариты о пристрастиях её мужа – всесильного Филиппа Бургундского, она раздобыла где-то старинный манускрипт о подвигах сира Роланда, украшенный дивной красоты гравюрами, и, дождавшись повода, поднесла его герцогу Филиппу в подарок. Нельзя сказать, чтобы Луи Анжуйский пришёл в восторг от этого её поступка – герцога Филиппа он всегда недолюбливал – но, с некоторых пор, ко всем действиям жены его светлость относился с каким-то изумлённым почтением. К тому же, подарок оказался так хорош, что мадам Иоланду любезно пригласили в Дижон, где хранилась большая часть книжных сокровищ Бургундии, и где после знакомства с древними рукописями, герцогине был представлен давний воспитанник и верный союзник герцога Филиппа – Карл Лотарингский, только-только вернувшийся из Германии.

Никому уже не приходило в голову считать Иоланду Анжуйскую женщиной не самого большого ума. Несмотря на крепнущее положение при французском дворе, она, с удивительным чутьём и тактом, умела отступать в тень, как только затевались обычные интриги, возвышающие сегодняшних фаворитов-однодневок и низвергающие вчерашних. И епископ Лангрский, с большим удовлетворением писал в Милан своему другу Филаргосу: «Дела моей племянницы отменно хороши. При дворе, где она принята с должным почтением, вряд ли найдется кто-либо другой, умеющий так умно подняться надо всем этим переплетением пристрастий и ненависти Королева к ней благоволит, герцог Филипп приглашает осмотреть свои коллекции… Даже наши учёные авиньонские кардиналы находят много разумного в её речах, и я, с особой радостью отмечаю, что её светлость совершенно избавилась от губительных пристрастий ко всякого рода предсказаниям и прочим еретическим сказкам… Она также завела крайне полезные для нашего дела знакомства. И покровительство, которое моя племянница и её муж нам оказывают, воистину неоценимо! Поговаривают, также, что герцог Лотарингский имел с ней продолжительную беседу, после которой выглядел крайне изумлённым и задумчивым и даже.., только умоляю вас не обижаться, друг мой, преданный мне человек слышал, как его светлость произнес что-то вроде: «Коли так, пусть сажают своего Филаргоса хоть на кол…»

Полагаю, что, не сегодня-завтра, смогу одним из первых поздравить вас, друг мой, с кардинальской шапкой…»

Епископ ничуть не лукавил. Светские дела и хозяйственные заботы в Анжу мадам Иоланда успевала сочетать с устройством Пизанского собора. Равно как и с продолжением самообразования, только теперь интересы её, действительно, приобрели иную направленность.

История и великие правления были уже достаточно изучены. Остались в поре бездействия и туманные пророчества о судьбах стран и отдельных личностей, а интерес её светлости переориентировался на более высокую ступень познания.

Тайные учения, опыт общения с духами и потусторонними мирами, алхимия, как средство получения материальных субстанций, изменяющих дух, и прочие подобные знания окружили герцогиню плотным кольцом откровений, из которых она придирчиво отбирала самое необходимое.