Жанна д'Арк из рода Валуа

Острые колья английских укреплений раскроили, и без того узкое поле, на три части. Наступающие рыцари стремились прорваться к центру, которым, как водится, командовали люди именитые, способные дать за себя огромный выкуп, и где блистала золотом королевская корона. Из-за этого между центральными укреплениями образовалась такая давка, что некоторые рыцари, вдавленные в гущу боя подошедшими сзади, не имели возможности даже поднять свое оружие. В ход пошли «пощады» и короткие секиры. Закованные в сталь кулаки, как от мух, отбивались от лучников, часть из которых, вооружившись кинжалами и заостренными кольями, присоединилась к бою. В легкой обуви, а то и вовсе босые, они без труда карабкались по грудам неповоротливых тел и с лёгкостью наносили удары в самые уязвимые места на доспехах – возле шеи и на лице. Герцог Бретонский, получив такой удар сквозь щели своего шлема, рухнул, как подкошенный на захлебнувшегося грязью королевского виночерпия Жана де Краона и тут же был буквально погребён ещё несколькими телами, упавшими сверху. Наверное, в эту минуту он горько пожалел о том, что, вняв уговорам герцога Бургундского, сделал всё, чтобы подкрепление, идущее через его земли, опоздало под Азенкур…

– Йорк! Йорк! Иди на меня! Выходи ко мне, Йорк! – кричал на левом фланге Шарль д'Альбре, еле перекрывая голосом визгливое ржание коней, беспрерывный зуд спускаемой тетивы на луках, звон стали и сиплое рычание дерущихся. – Выходи и дай мне вырезать твоё поганое сердце!

Юркий английский лучник метнул в коннетабля заостренную пику, но тот, не глядя, отмахнул её мечом. И не успел ещё отрубленный наконечник долететь до земли, как Ла Брюс, бившийся рядом, широким круговым размахом секиры перерубил и лучника, и какого-то рыцаря, поднявшего свой меч для удара.

– Моё сердце ещё отобьёт твои последние минуты! – прорычал Йорк, прорываясь к д'Альбре.

Оруженосец герцога с лицом страшным от крови и грязи, следуя за своим господином, весело оскалился, и отбросил заградившего им дорогу французского рыцаря на укрепления. Рыцарь захрипел, дернулся было вперёд, но тут на него упал ещё один убитый, буквально нанизав первого на острый кол.

Шарль д'Альбре с криком выдернул ногу из-под какого-то мертвого тела, обеими руками обхватил рукоять меча и нанёс удар. Лезвие процарапало Йорку нарамник и оплечье шлема, но большого ущерба не нанесло. Герцог отклонился, замахнулся для ответного удара, и тут коннетабль, почти не целясь, ткнул его прямо под нижний край панциря. Меч вошел в незащищенное тело до половины, и этого оказалось достаточно. Герцог покачнулся, попытался нанести-таки свой удар, но лишь плашмя уронил меч на подставленный щит д'Альбре и повалился к ногам оруженосца…

На правом фланге маршал Бусико, с хладнокровием опытного воина бился, привалясь спиной к груде мертвых тел. Его уже несколько раз тяжело ранили, но даже истекая кровью, Бусико тянул до последнего. Улучив момент, глазами, перед которыми всё уже стало расплываться, он осмотрел поле боя, увидел в отдалении неуклюже ковылявшую баталию герцога Алансонского и понял, что силы его иссякли.

– Всё! – прохрипел маршал и поднял вверх руку без меча. – Всё… Сдаюсь.

Его противник отступил на шаг. Опустив оружие, дал понять окружающим, что здесь бой закончен.

– Извольте отойти за укрепления, сударь, – приказал он, тяжело дыша, и кое-как отсалютовал мечом. – Вы пленник Ричарда Вира…

Стянув с головы шлем, маршал пошел с поля боя. Он старался не думать ни о чём, кроме одного – как бы уйти с достоинством, не хромая, не скользя, не падая. Но зрелище, которое открылось ему в английском тылу, было так же неожиданно и страшно, как и само сражение.

Сотни пленных, израненных, искалеченных, кто привалясь к деревьям, кто просто лёжа прямо в грязи, хмуро и обреченно ожидали своей участи, стыдясь поднять друг на друга глаза. Среди них маршал увидел командира авангарда Жана де Бурбон – одного из сыновей старого герцога, посвящавшего его в рыцари. Жан тоже заметил маршала. Дернулся было ему навстречу, но наступил на раненную ногу, из которой сочилась кровь, охнул и повалился на колено. Перед глазами Бусико поплыли тёмные круги. Все звуки внезапно стихли, и последнее, что он увидел, прежде чем потерял сознание, был целый холм оружия, отданного пленными.