Жанна Д'Арк, Орлеанская Дева

Как мне представляется, именно поэтому вопросу о девственности Жанны придавалось такое значение на протяжении всей ее недолгой карьеры как ее сторонниками, так и ее противниками. Девушка, пришедшая спасти Францию от бед, причиненных ей женщиной — «развратной» Изабеллой Баварской — по определению должна была быть девственницей [70]. Многие свидетели на процессе по реабилитации вспоминали о том, что Жанна была всегда чрезвычайно «благоразумна» [71] — понятие, в агиографической литературе являющееся антитезой «разврата» [72]. Они говорили также и о том, что в своей родной деревне Домреми девушка общалась только с «достойными» женщинами [73], что на языке судебных документов означало тех, кто не занимается проституцией [74]. Сама Жанна, судя по всему, также понимала, насколько важна для нее репутация девственницы. Об этом свидетельствуют, к примеру, показания Жана ле Февра: когда судьи в Руане спросили Жанну, почему она называет себя Девой (La Pucelle) и является ли она на самом деле таковой (т. е. девственницей), она ответила: «Я могу сказать, что являюсь, а если вы мне не верите, пусть меня осмотрят ваши женщины» [75].

Жанну осматривали по крайней мере три раза (в Шиноне, Пуатье и Руане) — как врачи, так и специально приглашенные «матроны» [76], которые неизменно заявляли, что она — «женщина, девушка и девственница» [77]. Если бы она хоть раз дала бы повод усомниться в этом, она не имела бы права осуществить возложенную на нее миссию: на обвинительном процессе 1431 г. ее прямо спрашивали о том, могла ли она услышать голоса святых, обращавшихся к ней, если бы была замужем или потеряла бы девственность [78]. Только оставаясь «нетронутой», Жанна смогла повести за собой армию, ибо, как отмечал очевидец снятия осады с Орлеана Гийом Гиро, «лишь девственнице было под силу совершить такое» [79].

Девственность являлась отличительным знаком Жанны, выделяла ее на фоне всех прочих женщин. Так, признаваясь в обмане, Жанна дез Армуаз (с успехом выдававшая себя за Орлеанскую деву на протяжении некоторого времени) заявляла в 1440 г., что она на самом деле не имела права претендовать на это высокое имя, поскольку была замужем, а, следовательно, уже не являлась девственницей [80].

* * *

Не менее важным представляется то обстоятельство, что Жанна, всячески подчеркивая и превознося собственную девственность, ставила себя таким образом в один ряд с Богородицей. В XIV–XV в. культ воинствующей Богородицы, Богородицы в доспехах, был весьма популярен как во Франции, так и в других европейских странах. Как отмечает Бернар Гене, значение этого образа только возрастало со временем, и, начиная с XII в., Богородица воспринималась не только как заступница слабых и обездоленных, но и как покровительница воинов, ведущая их к победе. В XIII в. многие европейские города, а в XIV в. — уже целые государства отдавали себя под ее защиту [81].

«Воинские» заслуги Богоматери всячески подчеркивались французскими правителями. В 1214 г. Филипп Август после победы при Бувине благодарил за нее Богоматерь, являющуюся «сильной и могущественной в воинских делах». В 1304 г. после победы при Монсе Филипп Красивый преподнес собору Богоматери в Шартре свои доспехи, а собору Богоматери в Париже впечатляющий подарок — деревянную скульптуру, изображавшую самого короля верхом на коне и в доспехах. Также поступил в 1328 г. Филипп VI после победы при Касселе. С середины XIV в. Богородица — наравне со св. Дионисием — считалась во Франции основным защитником королевства [82].

Средневековая иконографическая традиция также развивала образ воинствующей Богородицы. Хорошо известно, к примеру, изображение Девы Марии в конхе центральной апсиды Софии Киевской в образе несокрушимой защитницы — т. н. «Нерушимой стены» — созданное в XI в. [83] Известны изображения Богоматери, грозящей палицей или дубиной бесам [84]. Для нас, однако, наибольший интерес представляет образ Богоматери в центральной части т. н. Алтаря Альбрехта, заказанного королем Альбрехтом II Габсбургом для церкви Кармелиток в Вене. Алтарь «У девяти ангельских хоров» изготовили около 1439 г. [85] Богоматерь была изображена на нем в доспехах, рядом со столпом Давидовым, «сооруженным для оружий» [86]. По мнению Марины Уорнер, Мария уподоблялась здесь невесте из «Песни песней» — «блистающей, как заря, прекрасной, как луна, светлой, как солнце, грозной, как полки со знаменами» [87].

Как отмечает Эвелин Патлажан, образ воинствующей Богородицы являлся одним из самых древних и хорошо известных людям средневековья [88]. Он восходил к апокрифическому «Евангелию от Фомы», где Мария уподоблялась мужчине и — в этом новом качестве — могла рассчитывать на вечное спасение: «Симон Петр сказал им: Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины недостойны жизни. Иисус сказал: Смотрите, я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в царствие небесное» [89].

* * *