Как отмечает С. В. Полякова, грекоязычная литература располагала несколькими произведениями, посвященными ослу, однако до нас дошло только одно из них — «Лукий, или осел» псевдо-Лукиана (II в. н. э.?) [24]. В нем все перечисленные выше сексуальные ассоциации, связанные с интересующим нас животным, нашли свое подтверждение. Главный герой по имени Лукий, превращенный в осла посредством колдовства, переживает на протяжении романа целый ряд приключений, причем практически все они так или иначе касаются именно сексуальной сферы [25]. Попытки Лукия найти розы, чтобы вернуть себе человеческий облик (т. е. буквально родиться заново); бегство от разбойников вместе с прелестной девушкой-пленницей на спине и предложение грабителей примерно наказать беглянку, зашив живьем в шкуру убитого осла (что можно интерпретировать как их насильственное соитие); пребывание в услужении у мельничихи (т. е. участие в производстве хлеба); попытки познакомиться с кобылами и последующие преследования со стороны жеребцов; сплетни, распускаемые погонщиком Лукия о том, что тот пристает к женщинам; наконец, действительное совокупление с влюбившейся в него женщиной — все это свидетельствует о восприятии осла в греческой культуре как фаллического животного.
Мы не можем утверждать со всей определенностью, что Вольтер читал роман псевдо-Лукиана [26]. Однако тему чудо-осла, поднятую в этом произведении, он мог позаимствовать у Апулея, чьи «Метаморфозы», по единодушному мнению исследователей, являлись латинской адаптацией «Лукия» или были написаны под его сильным влиянием [27].
У Апулея, впрочем, тема осла получает несколько иное звучание, нежели у псевдо-Лукиана. Создав рамочную историю, где основной сюжет о судьбе несчастного Луция переплетается с вставными новеллами о людях, встреченных им на пути к спасению [28], автор особое внимание уделяет проблеме супружеской неверности, разного рода любовным изменам и прочим преступлениям на сексуальной почве, свидетелем которых постоянно оказывается осел [29]. Уже самая первая история, рассказанная попутчиками Луция (тогда еще человека), настраивает читателя «Метаморфоз» на определенный лад, поскольку речь в ней идет о некоей кабатчице Мерое, превратившей своего неверного любовника в бобра [30]. Затем следуют рассказ о жене-прелюбодейке, отравившей собственного мужа [31]; новелла об Амуре и Психее, ставшая в европейской литературе Возрождения и Нового времени самостоятельным произведением [32]; история Хариты, погибшей вместе с ее мужем Тлеполемом из-за коварства Транзилла, с давних пор влюбленного в девушку и мечтающего на ней жениться [33]; история рабыни, из ненависти к неверному мужу погубившей и его самого, и их общего ребенка [34]; история ремесленника, чья жена прятала любовника в бочке во дворе собственного дома [35]; история сладострастной мельничихи, муж которой, прознав о ее проделках, присвоил себе ее любовника [36]; история еще одной прелюбодейки, на этот раз жены сукновала [37]; наконец, история мачехи, полюбившей своего пасынка, отвергнутой им и задумавшей его погубить [38].
Основной сюжет псевдо-Лукиана в «Метаморфозах» также подвергается изменениям. Попав к разбойникам, Луций встречается с Харитой (история жизни которой становится затем отдельной новеллой). При взгляде на прекрасную пленницу — «девицу, способную даже в таком осле, как я, возбудить желание» [39] — он влюбляется в нее и всячески выражает свои чувства во время совместного неудачного побега: «Неоднократно даже, повернув шею, будто для того, чтобы почесать спину, я целовал красивые девичьи ноги» [40]. Сцена с наказанием беглецов также обретает новое звучание, когда вместо зашивания Хариты в шкуру убитого осла новый член разбойничьей шайки предлагает продать ее в публичный дом: «У меня у самого, когда я еще водился со сводниками, был знакомый, который немало талантов, полагаю, дал бы за такую девушку…чтобы приспособить ее к ремеслу потаскушки; … а ваша жажда мщения была бы в какой-то мере удовлетворена, раз она попала бы в публичный дом» [41]. Впрочем, мечтам разбойников не суждено осуществиться — их новый компаньон оказывается женихом девушки, который, опоив и связав похитителей, освобождает ее и отправляет в город, усадив все на того же осла [42].
Как мне представляется, именно эта история тайной любви Луция к Харите и могла стать для Вольтера источником вдохновения: ведь в «Орлеанской девственнице» имеются прямые отсылки к Апулею и его ослу [43]. Собственно, уже предисловие «отца Апулея Ризория бенедиктинца», предпосланное основному тексту поэмы, должно было вызывать у читателя совершенно определенные ассоциации. Так же как в «Метаморфозах» [44], крылатый осел Жанны д’Арк иронически сравнивался с Пегасом, крылатым конем Беллерофонта, победившего с его помощью Химеру [45]. Так же, как и Луций, посредством волшебства превращенный в животное, осел Вольтера оказывался «ненастоящим», когда в него вселялся демон: они оба мыслили и вели себя как люди, вызывая удивление своих хозяек.