Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1

– При чём здесь это?

– А при том, что девочка тоже смотрит на всё закрытыми глазами, потому что так лучше видно и, как ОНА говорит, ничто не отвлекает!

Герцогиня встала так резко, что табурет под ней закачался, едва не упал и удержался только благодаря краю тяжелой накидки.

– Ты… Ты мог напутать! Стал сомневаться и запутался окончательно!

Она повернулась словно во сне, пыталась пойти к двери, но сама запуталась в фалдах накидки, волокущей за собой табурет.

Отец Мигель наблюдал за герцогиней, даже не пытаясь помочь. Его лицо выражало сочувствие и понимание. А та, зло отпихнув чёртов табурет ногой, обернулась, выставила на монаха указательный палец и раздельно произнесла:

– Быть. Такого. Не может! Понятно тебе?!

Монах кивнул. Но, когда мадам Иоланде оставалось только открыть дверь и выйти, в спину ей прозвучало:

– И ещё одно, ваша светлость. Девочка говорит, что дома её называют Жанной, но деревья в лесу зовут Клод.

Герцогиня медленно обернулась.

– Что?

– Деревья в лесу зовут её Клод, – терпеливо повторил отец Мигель. – Но девочка ещё очень мала и может не всё понимать. Что если зовут её не деревья, а сам Господь?

Грю-Домреми

(осень 1412 года)

Простая деревянная церквушка, тёмная от ливших всю неделю дождей, стояла на холме, обсыпанном фиолетово-жёлтой палой листвой, и очень напоминала кусок объеденного пирога на золотом блюде. «Блюдо» это принадлежало местечку Грю, расположенному так близко к Домреми, что границы между ними практически не существовало. Жители дружили, женились и навещали друг друга, не замечая, что переходят из одной деревни в другую, потому что и пахотные земли, и пастбища, и река с рыбой давно уже почитались общими. Как и «Дерево Фей», возле которого обычно собиралась деревенская молодёжь, и церковь, где служили два священника – отец Жан Мине и помогавший ему на крестинах, свадьбах и отпеваниях отец Гийом Фронте.

В тот первый бездождливый, но все ещё тусклый осенний день народу в церкви почти не было. Только двое: женщина в тёмной дорожной накидке, неподвижно сидящая на скамье, ближе к центральному проходу, да монах-францисканец, тихо беседующий возле исповедальни с одним из местных священников.

Женщина, судя по виду, явно была дворянка и нездешняя. В церковь они с монахом пришли пешком, рассказав обычную в этих местах историю о сломанном экипаже. Карету, вроде бы, уже оттащили к местному кузнецу, а сами они решили помолиться.

– Не волнуйтесь, мадам, – шептал монах своей спутнице, когда провожал до скамьи, – она обязательно сюда придёт. Она ходит в церковь по нескольку раз в день.

Мадам, которая, судя по всему, чем-то была очень недовольна, в ответ не проронила ни слова. Усаживаясь на скамью, она только еле заметно кивнула, потом сцепила в замок ладони и опустилась на них лбом.

Эта поездка вымотала мадам Иоланде все нервы. Мало того, что она впервые в жизни чуть не разругалась с супругом, так ещё, вдобавок к этому, не могла припомнить другого случая, когда бы всей её разумности не хватило, чтобы толком объяснить даже самой себе, зачем, для чего, с какой целью она сюда поехала?! А для человека, привыкшего каждый свой шаг рассматривать с позиций здравого смысла и целесообразности, нет ничего страшнее ситуации, понять которую почти невозможно.

Действительно, что может быть глупее? Ехать чёрт знает куда через всю Бургундию, которая буквально кишит мелкими отрядами шотландских наёмников, англо-бургундцев и просто разбойников, чтобы посмотреть на девочку без рода и племени, найденную в лесу возле захудалой деревни?! Сказать о таком герцогу Анжуйскому, значило получить категорический запрет не только на эту поездку, но и на любые другие, потому что душевное расстройство, каковое он мог заподозрить в жене – это уже не шутки, и во Франции об этом слишком хорошо было известно. Но и не ехать герцогиня не могла!

Долгие препирательства завершились компромиссом. Герцог настоял на отряде сопровождения размером с небольшую армию, а мадам Иоланда выторговала за это право не раскрывать пока целей поездки.

– Мне так нужно, Луи! – закончила она с нотками раздражения в голосе.

И герцог устало отступил…

Странное беспокойство, охватившее когда-то отца Мигеля, словно зараза передалось и герцогине, свято верящей в Божьи знамения и в то, что человеческая жизнь начисто лишена каких бы то ни было случайностей. До самых границ Шампани и Лотарингии она ехала в глубокой задумчивости, нисколько не беспокоясь даже если за окном её кареты слышались громкие окрики и лязг вынимаемого из ножен оружия. События последних лет, как бусины, нанизанные ею же самой на нить Времени, требовали тщательного пересмотра и осмысления, поэтому волноваться из-за возможного нападения мадам Иоланда предоставила свите и отцу Мигелю. Но даже добравшись до Вокулёра, потом до Домреми и до этой вот церковной скамьи, она все ещё не понимала, зачем приехала сюда? И продолжала думать, думать и думать, в сотый раз перебирая чётки событий.