– Я не мог просчитаться, – твердил он, стоя на коленях перед распятием. – Я был призван завершить дело своих предков, и завершу его, даже если для этого придется истребить половину Франции! Но, Господи, почему нет во мне прежней веры?..
Только в октябре двадцать первого года, когда пришло известие о рождении у него сына и наследника, сердце Монмута радостно дрогнуло. Однако, отправив в Лондон благодарное письмо и драгоценные подарки для жены, он был вынужден снова обернуться лицом к реальности. И этот резкий поворот от светлого к тёмному особенно отчётливо показал, как оскудели средства, собранные на ведение войны, как злы и мрачны сделались его советники и командиры, и как устал он сам от бесконечного раздражения в этой сопротивляющейся стране.
– Приближается зима, – хмуро выговорил Монмут на очередном совете. – Зимой никто не воюет, но отступить просто так я не могу. Что там у нас впереди?
– Городок Мо, ваше величество.
– Отлично. Вот возьмём его и передохнём…
Пуатье
– Даже не знаю, что теперь с этим делать?
Мадам Иоланда стояла в окружении своих фрейлин и с великим неудовольствием рассматривала парадную герцогскую мантию супруга, которую ей доставили из Анжера. Собственная мантия герцогини покоилась в семейном склепе, под каменным надгробием, изображавшим её Луи. Вопреки традиции, безутешная супруга велела изобразить герцога в полном боевом снаряжении, с руками, скрещенными на рукояти меча, как если бы он погиб в бою, а не умер в своей постели. И, опуская тело в гроб, набросила ему на плечи свою мантию, чтобы хоть так явить последнюю заботу и передать тепло и горькое сожаление…
Но мантия самого герцога, как выяснилось только сейчас, была изрядно подпорчена. От подола шел рваный разрез, из-за чего мех на подкладке, тоже надрезанной, провис и «полысел» на местах разрыва. Кроме того, по самому низу он был сильно испачкан уличной грязью, вовремя не отчищен и пожелтел, что теперь, вместе с залысинами, делало этот, роскошный когда-то, атрибут герцогской власти совершенно непригодным для ношения. Мантию, судя по всему, пытались подлатать, и явно не женские руки, но грубо наложенный шов уже разошёлся и оставил после себя дополнительные увечья в виде дыр и торчащих нитей.
– Как такое могло произойти?! – в отчаянии спрашивала мадам Иоланда Танги Дю Шастеля, который ездил с герцогом на похороны второго дофина, где эта мантия надевалась последний раз.
– В день похорон шёл сильный дождь, насколько я помню, – пожимал плечами Дю Шастель. – А вы сами знаете, мадам, насколько небрежно его светлость относился к одежде не военной. В те дни он был сильно раздражён… И разрез этот получился, когда герцог спускался с коня возле собора и зацепился за мантию шпорой. Он просто дернул ногой и даже не обратил внимания на то, что подол порван и тянется по грязи… А потом, когда мы вернулись…
– Можете не продолжать.
Мадам Иоланда с грустью провела рукой по мантии мужа – когда они вернулись, герцог, как раз и заболел…
Тягостные воспоминания уже не повергли её в тупое отчаяние, но заставили сердце тоскливо дрогнуть, и герцогиня решила, во что бы то ни стало, починить мантию!
Поэтому сейчас, окружённая фрейлинами, она стояла, накинув на плечи, всё ещё роскошную пелерину, и, изгибаясь на пределе возможностей, пыталась заглянуть себе за спину, чтобы увидеть, насколько длинным будет выглядеть шлейф, если его укоротить.
– Его светлость был выше вас, мадам, поэтому до длины, установленной официально, подрезать будет можно. Но, что делать с теми повреждениями, которые останутся, я не знаю.
Дама де Прейль деловито осматривая край мантии, обошла герцогиню полукругом.
– Разве что закрыть разрез вышивкой? Или всё-таки заказать новую…
Но о том, чтобы заказывать новую мадам Иоланда слышать не желала. Во-первых, стоила мантия баснословно дорого, а сейчас каждый экю работал только на дофина и его дело. А во-вторых… Господи, неужели непонятно?!
– Мантия нашего супруга должна оставаться той же и такой же, как при его жизни! Только не рваная, разумеется…
Фрейлины снова столпились возле порченого шлейфа, а в дверях показался управляющий замка. Выждав положенное время, чтобы герцогиня обратила на него внимание, он поклонился и полувопросительно оповестил:
– Господин Рене к вашей светлости.
– Проводите его в мой кабинет и попросите подождать…