Жанна де Ламот

— Княгиня, вы узнали меня? — спросил он, особенно упирая на ее титул.

— Я очень рада видеть вас, — сказала она искренне, насколько можно было судить, — я даже искала с вами встречи сегодня… Я думала, что вы должны быть здесь, но не видела вас…

Это почему-то чрезвычайно польстило Саше Николаичу. Он, не обинуясь, почувствовал от этих слов княгини такое удовольствие, словно бы его, как говорится, «рублем подарили»…

— Вы, вероятно, были, — заговорил он, волнуясь, — все время среди важных гостей, а я не имел права подойти к вам.

— Пойдемте, я вас представлю моему мужу, — сказала княгиня Мария, направляясь к залу.

Здесь им навстречу как раз шел сам дук со шведским послом, и княгиня остановилась, поджидая, чтобы они подошли к ней.

— Прекрасный праздник, не правда ли, княгиня? — подходя к ней, сказал посол с таким видом, точно он изрек тезис, государственной мудрости.

— Да, да, — согласилась Мария, не столько словами, сколько наклоном головы, улыбкой и взглядом своих больших черных глаз, а затем, обернувшись к своему мужу, назвала ему Николаева и познакомила их.

Дук с важной любезностью раскланялся с Сашей Николаичем и пригласил его запросто и свободно бывать у них, как самого обыкновенного молодого человека, как будто не имея к нему никакого дела по поводу расписки кардинала. Потом он взял под локоть шведского посла и пошел с ним дальше.

— Да, генерал Аракчеев думает, кажется, что все орлы — двуглавые птицы, — сказал он тому, видимо, продолжая ранее начатый им разговор.

Они оба рассмеялись.

Тут снова загремела музыка, стали танцевать вальс.

Николаев пригласил княгиню и, едва он успел закончить с нею тур, как ее уже ожидал лейб-гусар, а за ним и другие новые кавалеры.

Княгиня Мария танцевала все время.

Саша Николаич ради нее забыл всех остальных и напрасно Лидочка-графиня ждала, что он подойдет к ней, и злилась; а Наденька Заозерская скучала и томилась на террасе, сидя возле восточной княгини. Николаев безотчетно, сам того не сознавая, все время смотрел только на княгиню Марию, следя за нею.

Он пригласил ее на мазурку, в сущности, думая, что это безнадежно, потому что она уже, наверное, приглашена на танец, и, к своей радости, узнал, что княгиня ни с кем его не танцует еще и будет танцевать с ним.

Это преисполнило его и гордостью, и радостью. Он почувствовал себя, точно стал ступенью выше в общественном положении, и ему казалось, что и другие были того же мнения.

По крайней мере, Лека Дабич, спросивший его мимоходом, с кем он танцует мазурку, и, получив ответ, что с княгиней Сан-Мартино, сделал такое лицо и так сказал: «Ого!», что Саша Николаич понял, как это хорошо, что он танцует с княгиней.

Лидочка-графиня отказала троим мазурку, уверенная, что Николаев пригласит ее, и в последнюю минуту, увидев, что Саша Николаич уже становится в пару с княгиней, вынуждена была принять приглашение какого-то неловкого кавалера, до сих пор еще не нашедшего себе дамы. Она решила, что Николаев сердится на нее за что-нибудь и тщетно ломала себе головку, что бы это могло быть?

А Наденька Заозерская и вовсе осталась без кавалера. Никто не пришел искать ее на террасу, да и некому это было сделать, кроме Саши Николаича, а тот был увлечен восстановлением знакомства с княгиней…

Это было тем более обидно для Наденьки, чувствовавшей именно сегодня весь день, во время веселого праздника, что Саша Николаич относится к ней так, как она этого желала в своих мечтах.

Сам же Саша Николаич искренне забыл в этот вечер и о Лидочке-графине, и о Наденьке Заозерской и был счастлив тем, что танцует с красавицей-княгиней.

Они все время разговаривали — о чем? — ни он, ни она не смогли бы, вероятно, дать себе отчет, но это было им чрезвычайно весело.

Словом, после мазурки, которую Саша Николаич протанцевал с княгиней, он опять оказался влюбленным в нее, как шестнадцатилетний кадет.

Глава XXVI Уголок Италии в Петербурге

На другой день после праздника у графа Прозоровского княгиня Мария со своим мужем, дуком Иосифом дель Асидо, сидела в саду, в укромном уголке, где тень листвы защищала их от лучей солнца, которое палило в этот день, как будто желая доказать, что оно и в Северной Пальмире может быть таким же жарким, как и в Италии…

Да и весь этот уголок и по планировке сада, и по растительности нарочно был устроен так, чтобы он был похож на итальянский пейзаж.

Белые северные березы и заменяющая пальмы хвоя были убраны отсюда. Фон зелени составляли дубы, на их фоне вырисовывались кипарисы, посаженные в грунт, апельсиновые деревья, расставленные в кадках, и целые группы растений.

У мраморного стола, на котором мозаикой был изображен круг со знаками зодиака, была мраморная, наподобие римской, скамейка, покрытая красной шелковой подушкой. На этой скамейке полулежа сидел дук Иосиф, а против него в раскидном кресле с шитой золотом подушкой в ногах сидела княгиня Мария, его жена. Они медленно и лениво разговаривали.