Жанна де Ламотт

Она привычными пальцами машинально перебирала спицы, а сама глядела в окно, на темную, быстро несущую свои, как бы отяжелевшие воды Неву. Медленно, медленно двигалась по реке баржа, да как чайка взмахивает крыльями, поднимались вдали весла удалявшегося ялика. Вдруг Наденька, вздрогнув, сунулась вперед всем корпусом к окну и, взглянув в него, застыла на некоторое время без движения.

По набережной мимо окна проезжала в это время кавалькада молодых людей, целое общество, веселое, смеющееся. Все были верхом – и мужчины, и дамы – и всех их Наденька узнала, но первого узнала среди них Сашу Николаича, который был в синем рейтфраке, в блестящих крагах, с надетым слегка набекрень цилиндром, ехал на тонконогой, гнедой лошади. Он ехал рядом со своей дамой, и ею (Наденька сразу же узнала ее) была черноглазая, бойкая, хорошенькая Лидочка, графиня Косунская.

Наденька проводила долгим взглядом проехавшую мимо кавалькаду и грустно опустила голову. Ей было жаль, зачем она не умеет ездить верхом, зачем тетка не пускает ее вот так участвовать в удовольствиях и прогулках, которые то и дело устраиваются, и зачем ей приходится всю жизнь проводить в комнатах? Ведь и она могла бы так же ехать рядом с Сашей Николаичем и так же смеяться и улыбаться тому, что говорит он, а что счастлива она была бы этим в тысячу раз больше всякой «Лидочки-графини», как в виде прозвища звали Косунскую, об этом знала уже только она одна…

Кавалькада промелькнула, как видение, вдруг явившееся и исчезнувшее, и снова все стало по-прежнему: Нева катила свои темные, тяжелые волны, медленно двигалась барка, и взмахивали весла на ялике. Тетка перебирала спицами, вязала напульсник, и Наденька тоже, и так изо дня в день…

Скучно!.. Хоть бы приехал кто! Но и приехать некому…

Как раз в эту минуту, словно в ответ на эти мысли Наденьки, вошел лакей и доложил:

– Княгиня Гуджавели, прикажете принять?

«Кто это? – стала вспоминать Наденька, – кажется, такой мы не знаем!»

– Княгиня Гуджавели? – переспросила его фрейлина. – Не помню! – Надин, мы ведь не помним такой? – обратилась она к племяннице.

– Я не знаю, тетя!.. – пожала та плечами.

– Извинитесь и скажите, что я не принимаю… – приказала Пильц фон Пфаль лакею.

Тот ушел, но почти тут же вернулся с подносом, на котором лежал листок бумаги, и подал его. На листке было написано по-французски:

«Зизя Атанианц, институтская подруга Лили Пильц, ныне княгиня Гуджавели, просит принять ее как старую подругу».

– Да это же – Зизя Атанианц! – воскликнула фрейлина, – просите скорей, просите, как же, помню ее.

Зизя Атанианц влетела стремительно и кинулась на шею своей подруге.

– Откуда ты?.. Где была?.. Как же так вдруг?..

Княгиня едва успевала рассказывать:

– Ах, дорогая, я жила за границей, в Лондоне, а потом в Крыму… там у нас земной рай, в Крыму. И вот соскучилась по столичной жизни… Я так отстала от всего…

– Я, моя милая, – сказала, в свою очередь, Пильц фон Пфаль, – тоже живу затворницей, как в монастыре, никуда не показываюсь, да и здоровье не позволяет.

– Ну все-таки я рада видеть тебя!..

– А я, я разве не рада?.. Ты надолго?

– Не знаю, как поживется…

– Ну отлично… Но твой приезд так меня взволновал…

И разговор двух старых подруг затянулся до бесконечности.

18. Те же и княгиня

Орест Беспалов пропал на три дня, и в доме Николаева не показывался, так что даже Анна Петровна, мать Саши Николаича, обеспокоилась и пришла к сыну расспросить, что могло такое случиться с «месье Орестом» и отчего его нет.

– Вероятно, хронически нездоров, маман! – ответил Саша Николаич. – Впрочем, если он не явится сегодня, то я пошлю узнать к его отцу!

– То-то же! Его ведь уже три дня нет!

– Неужели три дня?

– Вот что значит, милый мой, вести рассеянную жизнь, участвовать в кавалькадах и тому подобное!.. Вы потеряли счет времени!

– Да! В самом деле, – согласился Саша Николаич, – я эти дни что-то уж очень разгулялся! А что, вы давно видели Наденьку Заозерскую?

– Она вчера была у меня и сегодня хотела опять заехать. К ее тетке явилась приехавшая в Петербург товарка по институту… Какая-то восточная княгиня из Крыма, и Наденька теперь свободнее.

– Не пугайтесь, это – я! – послышался голос Ореста, и в растворенном окне показалась его фигура.

Хотя он и просил не пугаться, но его появление было так неожиданно, что Саша Николаич и Анна Петровна невольно вздрогнули.

– Вы что же это? – спросил Саша Николаич, – Опять нездоровы, как говорит маман, если опять показываетесь в окне?

– Помилуйте, гидальго, зачем такие гнусные предположения?! Сегодня я – как стеклышко и мог бы, не нарушив чистоты ваших заветов, переступить порог вашей хижины, если бы не некоторый изъян в деталях моего костюма, пришедшего в некоторый беспорядок за прошедшие три дня!

– Где вы пропадали? – спросил Николаев.

– Еще новая связь в аристократическом обществе!.. Ничего не поделаешь!.. Известное положение в свете обязывает!.. Объявился маэстро бильярдной игры; ну, понимаете, я и увлекся…

– Игрою?